Лужок черного лебедя

Первая антикварная лавка называлась «Джордж Пайнс», она располагалась за кольцевой дорогой, между букмекерской конторой и магазином, где торгуют нелегальным алкоголем. Челтенгэм вообще-то довольно продвинутый город, но даже в продвинутых городах есть свои гетто. Чтобы попасть в этот район, мне пришлось пройти по гулкому, ржавому мосту. «Джордж Пайнс» не был похож на то, что мы обычно представляем себе, когда слышим слова «антикварная лавка». На дверях и окнах — решетки. К входной двери (закрытой) скотчем приклеена записка «ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 15 МИНУТ», но чернила на ней уже давно поблекли, и бумага выцвела. На витрине была надпись: «ЛУЧШИЕ ЦЕНЫ. РАСПРОДАЖА». Сквозь грязные окна я заглянул внутрь и увидел несколько больших уродливых сервантов (такие обычно стоят в домах у стариков). Никаких часов там не было.

«Джордж Пайнс» закрылся давным-давно.

Когда я шел назад по ржавому мосту, навстречу мне шли два пацана. Они были моего возраста, но при этом на ногах у них — черные ботинки с красными шнурками, как у скинхэдов. У одного на майке надпись «Quadrophenia», у второго RAF[31]. Они не шли, а словно маршировали, в ногу, левой-правой, левой-правой. Смотреть кому-то прямо в глаза — это довольно дерзко, потому что этим ты как бы говоришь, что ты так же крут, как и твой оппонент. Я нес с собой целую кучу денег, поэтому отвел взгляд и стал смотреть с моста вниз, на текущую внизу реку из шумных грузовиков и автомобилей. Эти двое приближались, но мост был очень узкий для нас троих, и уже по их виду я понял — они не станут жертвовать своим пространством, чтобы обойти меня. Поэтому мне пришлось со всей силы прижаться к раскаленным солцем перилам.

— Огоньку не найдется? — Рявкнул тот, что повыше.

Я сглотнул.

— Это вы мне?

— Нет, блять, принцессе Диане.

— Я не курю, — я крепко-крепко схватился за перила. — Извините.

— Педик. — Сказал второй.

После ядерной войны такие как они захватят власть над миром, — точнее, над тем, что от мира останется. Это будет ад.

Я потратил кучу времени на то, чтобы отыскать вторую антикварную лавку. Миновав арку, я вышел на мощеную булыжником площадь. Она называлась Хитлдэй Мюс. Детские вопли слышались где-то вдалеке, и эхо воплей рикошетило по всей площади. Кружевные занавески трепыхались в окнах. Лоснящийся черный «Порше» стоял, ожидая хозяина. Подсолнухи смотрели на меня со стены. Там был знак: «Дом Джайлса». Он ослепительно сиял на солнце. Дверь была открыта, ее подпирал своим телом какой-то унылый карлик. На шее у него висела надпись: «ДА, МЫ ОТКРЫТЫ». Внутри пахло картоном и парафином. И воздух был холодный, как камень на дне горной реки. Мрачные прилавки с медалями, очками, мечами. Уэльский комод размером с мою комнату стоял посреди магазина и загораживал собой почти все. Оттуда доносился странный царапающий звук. Звук как бы расширялся и вскоре превратился в потрескивание радиоволн.

Я услышал звук ножа по разделочной доске.

Я обошел комод.

— Если б я знала, что закончу в этом бардаке, я б наглоталась вишни. — Мрачная американская женщина бормотала себе под нос. (она была довольно красива, но, знаете, такой странной красотой — словно с другой планеты). В руках она держала какой-то красно-зеленый фрукт в форме странного яйца. — Вишни — это такие ягоды, — сказала она. — Достаешь из них косточку, дробишь ее камнем, глотаешь — и finito. Легкая смерть, без брызг крови и прочей гадости.

Первое, что я спросил у нее:

— Что это за фрукт?

— Ты не знаешь, что такое манго?

— Нет. Извините.

— А чего ты извиняешься? Да ты ведь англичанин! Ты в жизни своей еды нормальной не ел. Попробуй-ка.

Я прекрасно знаю, что нельзя брать конфеты у извращенцев в парках, но это ведь был экзотический фрукт и давал мне его не извращенец, а женщина, которая владеет антикварной лавкой. Поэтому я решил, что все нормально.

— Хорошо.

Женщина отрезала толстый кусок манго, положила в тарелку и воткнула в него вилку.

— Садись, в ногах правды нет.

Я сел на скрипучий табурет и поднес тарелку ко рту.

Манго мягко скользил на языке.

Господи, это потрясающе… аромат персика и розы.

— И — каков вердикт?

— Это просто…

Шуршание радиоволн внезапно превратилось в голос: «…зрители повскакивали с мест, Ботам поставил новый рекорд! Теперь он точно войдет в историю! Джеффри Бойкотт бежит к нему по полю, чтобы поздравить…»

— Ботам? — Женщина замерла, словно заподозрила что-то. — Иен Ботам[32], правильно?

Я кивнул.

— Высокий, длиннорукий, как Чубакка. Римский нос, с горбинкой. Глаза варвара. И мышцы, обтянутые белой формой.

— Да, пожалуй, это он.

— Ох, — она скретила руки на груди (хотя груди-то у нее и не было), как мать Иисуса. — Я бы прошла по раскаленным углям, только бы… — Мы слушали аплодисменты по радио и ели манго. — Итак, — она аккуратно вытерла пальцы сырым махровым полотенцем и выключила радио. — Ты пришел купить кровать с балдахином? Или в налоговую стали набирать детей?

— Эмм… у вас есть «Оmega Seamaster»?

— «Оh-meega Симастер»? Это название корабля?

— Нет, это часы. Их перестали производить в 1958 году. Мне нужна модель «de Ville».