Майор Вихрь

— Ну, хорошо... Я этого твоего ответа вообще не слышал. Я повторяю свой вопрос: как такому человеку доказать свою антипатию фашизму?

— Чего вы от меня хотите? — спросила Аня.

— Ничего, — сказал Берг. — Сейчас будем пить чай всего лишь. Ты любишь как — покрепче или слабенький?

— Покрепче.

— Зря. От крепкого чая портится цвет лица.

— У меня уж и так испортился цвет лица, — сказала Аня и пощупала синяк под глазом.

— Ты должна понять его. У этого офицера на фронте погиб брат, молоденький мальчик.

— Про молоденького он не говорил. Он сказал просто «брат».

«Она знает немецкий, — отметил для себя Берг, но вида не подал. — Это значит, она не из дивизионной или армейской разведки. Значит, ее забросил фронт или это Генштаб».

— Ну, все равно брат. Родной ведь человек.

— Не мы все это начали.

— Тоже верно. Я не оправдываю его, просто я пытаюсь тебе объяснить, почему он был таким несдержанным.

— Может, вы скажете, что у вас не пытают?

— У нас — нет. У нас просто расстреливают. Пытают в гестапо, а я не гестапо, я из абвера. Слыхала?

— Нет. Не слыхала.

— Ну, это не суть важно, — улыбнулся Берг и посмотрел в глаза девушке. — Я не ловлю тебя, не думай.

Аня тоже улыбнулась и ответила:

— А я и не думаю.

— Сколько тебе сахара класть?

— Чем больше, тем лучше.

— Четыре. Достаточно?

— Можно и пять.

— Ну, пожалуйста. Давай положим пять. Я сам пью вприкуску.

— Откуда вы так хорошо знаете русский?

— Я не могу тебе ответить.

— Почему?

— Потому что это моя тайна, а если ее узнаешь ты, это перестанет быть тайной.

— Так я и не пойму, чего вы от меня хотите.

— Ровным счетом ничего, — мягко улыбнулся Берг. — Я хочу пофантазировать. Представь себе: русской разведчице — не тебе, не тебе, а какой-то другой, тебе незнакомой — дают возможность бежать. Так? И даже помогают ей перейти линию фронта. Или наладить радиосвязь отсюда. Только с одним условием: чтобы она сказала в разведотделе или в Генштабе — что еще лучше, — мол, в одной из германских армейских группировок, одной из самых сильных — скажем так — группировок, есть человек, который бы хотел войти в контакт с русской разведкой. Как ты думаешь, пойдут на это большевики?

— Откуда я знаю?..

— Ты не знаешь, понятное дело... Я ведь не о тебе говорю, я просто фантазирую. Позволь и себе пофантазировать. Как ты думаешь: пойдут на контакты с таким человеком или нет?

— Из немецких тюрем побег невозможен.

— В принципе, конечно, невозможен, если ты попала в гестапо. Речь идет о том, если ты попала в руки армейской секретной службы. Из гестапо никто не убегает. Оттуда устраивают побеги для перевербованных агентов. Вот недавно такой побег гестапо устроило одному завербованному агенту прямо с краковского рынка.

Берг мельком глянул на девушку: он хотел видеть ее реакцию. Если она связана с тем бежавшим от гестапо русским, она не могла не прореагировать. Но лицо ее осталось спокойным, никак не напряглось, и руки тоже спокойно лежали на коленях.

«Значит, она не связана с тем человеком, — решил Берг, — видимо, это совсем другая группа. Через нее я все выясню о Мухе. По его описаниям, это, конечно, она».

Конечно, если б Вихрь сказал Ане про свой арест, она бы дрогнула. Арестованный перестает бояться за себя; он боится за друзей. Но Вихрь ничего никому не сказал, потому что отдавал себе отчет: скажи он про это, и все его подчиненные шарахнутся от него как от возможного агента гестапо — просто так из гестапо не уйдешь. Он решил открыться потом, после того, как задание будет выполнено, справедливо полагая, что иначе, если он сейчас передаст про случившееся в центр, руководство переполошится, и наверняка ему будет предписано вернуться домой.

Так сложное взаимосплетение случайностей спасло Аню — а этих взаимосплетенных случайностей окажется в ближайшие дни такое количество и значение их будет так велико, что существенным образом отразится на судьбах многих людей, в той или иной степени связанных с «Операцией Вихрь».

— А где гарантия тому, что эта русская разведчица не получит пулю в спину? — спросила Аня.

— Ну это уже смешно, — ответил Берг, прихлебывая чай. — Первая гарантия этому — возможность пустить ей пулю в лоб, а не в спину. Как русскому шпиону, здесь, в тюрьме, даже без суда.

— Что, многие у вас поняли — крышка Гитлеру?

— Я же не задаю тебе прямых вопросов, золото мое. Я же с тобой фантазирую, а ты от меня требуешь ответов, которые могут стоить мне головы.

— Ладно, — сказала Аня, допив чай. — Я согласна попробовать.

Берг тоже допил свой чай, аккуратно поставил чашку на тоненькое блюдечко саксонского фарфора и сказал:

— А где гарантия, что я не буду тобой продан, если побег по каким-либо причинам не состоится?

— Вы не будете от меня ничего требовать здесь, заранее?

— Буду.

— Чего же именно?

— Твоего согласия поехать в наш радиоцентр и передать своим, в штаб, несколько дезинформаций.

— Не получится.