Майор Вихрь

— Хорошо.

— К вечеру мы все оборудуем.

— Наверное, целесообразней это сделать у нее в комнате.

— По-моему, там не получится: голые стены, причем довольно толстые, подвальные. Под кровать не воткнешь: заметит, сволочь. Надо где-нибудь наверху, а?

— Ну, договорились. Подыщите комнату, я полагаюсь на вас.

Швальб пошел соединяться с Краковом, а Берг спустился к Ане. Он плотно закрыл за собой дверь, присел на краешек стула, оглядел потолок и стены: нет ли где отдушин, там всегда можно установить аппарат, — и сказал:

— Слушайте меня внимательно, милая.

— Я не хочу вас слушать.

— То есть?

— Я раздумала.

— Что вы раздумали?

— Я не стану ничего передавать нашим.

Берг устало вздохнул: именно этого он больше всего боялся.

«А может, махнуть на все рукой? И будь что будет?! Нельзя. Мне ясно, что будет. Конец неминуем. Зачем гнить в русском лагере, когда можно выскочить из всей этой нелепой передряги? Зачем отдаваться течению, если можно выбраться на берег? — думал он. — И пусть этот берег мне неприятен, все-таки это берег, а не илистое дно!»

Берг достал из кармана сложенную вчетверо власовскую газету, в которой было сообщение о попытке покушения на Гитлера.

— Посмотрите внимательно вот это. — И он указал ей мизинцем на фотографию разрушенного бункера в Растенбурге: выбитые окна, обвалившийся потолок, перевернутые столы, а за разбитыми стеклами — нежная, молодая березовая роща.

Аня была готова к борьбе, она все успела продумать про себя: как она будет отказываться, как она будет терпеть боль и муку, как она примет смерть. Она только по молодости лет и по неопытности в разведке совсем не подумала о том, как себя будет вести Берг. Она ждала крика, ругани, побоев. Всего, но только не этого короткого сообщения о покушении на Гитлера, которое совершили генералы вермахта, изменники родины.

«Когда он предложил мне работать на нас? — вспоминала Аня. — До этого покушения? До двадцатого? Неужели он действительно хочет помогать нам? Значит, все совсем не так просто, как мне казалось. Значит, я обязана снова принимать решение».

И снова Аня, как тогда, после первой беседы с Бергом, показалась себе маленькой, жалкой, глупой и ничего не понимающей.

Берг взял у нее из рук газету, свернул ее, спрятал в карман, тихо, на цыпочках подошел к двери, неслышно повернул ключ и, быстро распахнув ее, вышел из комнаты.

Вечером Швальб сказал Бергу:

— Господин полковник, я покажу вам оборудованную комнату. По-моему, там будет удобно.

— Спасибо. Я думаю, беседу с ней там стоит провести уже после первого сеанса радиосвязи. Все покажет сегодняшний вечер. Я, знаете ли, всегда очень боюсь женщин. Вообще всех, а разведчиц, да еще русских, в особенности.

— Думаете, может запсиховать?

Берг усмехнулся и спросил:

— Вы сами-то женаты?

— Свободен.

— Тогда я прощаю вам этот вопрос, чистый в своей наивности.

— Который час?

— У нас еще есть время. Погодите, вон ее выпускают на прогулку. Давайте уйдем. И, пожалуйста, не надевайте при ней черную форму; она очень боится гестапо.

— Меня это радует.

— Да, да, конечно, приятно, когда тебя боятся враги, но оперативная надобность диктует нам иные законы.

Позднее Берг зашел к Ане и сказал ей на ухо, одними губами:

— Сегодня ночью, в зеленом умывальнике на улице, куда вас поведет солдат, будут вытащены все гвозди. Подвиньте доски и убегайте. Идите в горы. Спрячьте компас. До Рыбны — тридцать километров. Я буду ждать весточек от вас каждую субботу и воскресенье на скамейке возле ворот Старого Города, с девяти до десяти. Пусть ваш человек скажет: «Привет от нашей девочки». Запомнили?

— Да.

— Пошли.

Подарок фон Штирлица