Макорин жених

то ему толковать, но тот отмахивался, и Васька делал обиженное лицо.

У входа в барак толпились женщины, стрекотали. При виде Синякова примолкли.

– Что у вас там? – спросил начальник.

– Семейства прибавилось...

– Уж и малышня в лес поехала.

– Скоро и грудные младенцы, наверно, будут кубики давать...

В бараке на топчане важно восседали, болтая голыми ногами, двое малышей, похожих

один на другого, с носами картофелиной. Мать суетилась около них, перебирала какие-то

тряпки, чего-то укладывала, другое развертывала.

– Здравствуйте, мамаша! – сказал Синяков.

Она от неожиданности охнула, обернулась.

– Здравствуйте...

И смутилась.

– Извините уж меня. Я тут со своими «мужиками»... Подвинься-ка, Мишенька, дай место

дяде сесть...

Мальчик послушно подвинулся по топчану. Синяков постоял в нерешительности, потом

сел.

– Ну, давай знакомиться, приятель. Тебя, значит, Михайлом, величают. А тебя?

– Меня Владиком...

– Привет Владику, – Синяков протянул ладонь. Малыш со всей серьезностью положил на

неё свою ручонку.

– Вот и добро, теперь знакомы будем. Вы что, лес заготовлять приехали?

– Мама будет заготовлять, а мы будем жить, – ответил Миша.

– А у меня будут кубики, – добавил Владик.

– Толковые мужики, – засмеялся Синяков и, обращаясь к матери, спросил:

– А у вас что – дома не с кем их оставить?

– Да кабы было с кем...

– Весёленькое дельце! Что, Иван Иванович, делать-то будем?

Мастер стоял в сторонке, молчал с видом полного недоумения. На вопрос начальника он

только повёл плечом, дескать, моё дело десятое, я мастер леса, а не нянька. Синяков подошел

к нему, сказал тихо.

– Вот что, надо попросить Макору Тихоновну, чтобы их в садик устроила. И придется

поискать, нет ли где отдельной комнатушки, не жить же им тут, в общем бараке...

5

В старых мужних шапках, в заношенных до дыр полушалках, в пестрядинных сарафанах

старинного домашнего тканья, уже видавших виды, в ватниках, будто в гофрированных

латах, бродили они в делянках по пояс в снегу, скопом кидались к упавшей лесине и терзали

её сучья с яростью неуёмной, накатывали бревна на сани то с песнями, то с плачем,

разводили костры и у огонька судачили, перемывая косточки дальним и ближним.

Поселковых женщин, знакомых с лесным производством, пришлось поставить бригадирами,

а некоторых и мастерами. Даже Машенька нашла себе дело в делянке: она стала

раскряжёвщицей, потому что, как утверждает Иван Иванович, во время своего болваночного

промысла она дотошно проштудировала инструкцию и нынче знает сортименты, почитай,

лучше всех в Сузёме. Показывая, как разделывать поваленное дерево, Иван Иванович не без

удовольствия спрашивал Машеньку:

– Марья, скажи-кось, из этой лесины пропса выйдет? Правильно, а рудстойка? Из

вершины, тоже правильно. А ну, пометь, где тут пиловочник... Добро... Вот, девоньки, так и

надо. Лесину разрезать не всё равно как, а с умом, с толком. К примеру, так же, как вы дома

сарафан себе кроите, – чтобы и в аккурат получился, и чтобы обрезков меньше осталось.

Понятно вам? Ну дак и ладно. Ты, Марьюшка, на примере им чаще показывай, понятственнее

будет. .

Женщины постигали эту лесную премудрость, иные с охотой и жаром, иные со смешком

да ухмылкой, но так или иначе в лесу работа кипела, стоял такой гам, что, если и водились в

трущобах волки, они поспешили убраться подальше от греха. Вечером женщины приходили

в бараки усталые, казалось, им больше ничего не надо, только бы добраться до топчана. А

отдохнут с полчасика, и уж неохота заваливаться спать. Вечера зимние длинны, а делом

заняться в бараке не так-то просто: на иной барак всего только одна, коптилка, тут тебе не до

шитья, не до вязанья, заплату на порванный рукав и то с трудом притачаешь. Вот и сидят,

скучают от безделья, тешат душеньку бабьими житейскими разговорами да сплетнями.

Всякое бывает.

Пчёлке дома не сидится, она по баракам ходит, в бабьи разговоры встревает, бабьи

докуки выслушивает. А приходит домой – восхищается.

– Какие женщины! Вы бы знали, Макора Тихоновна, какие женщины' Иные мужей

потеряли, дома у них всё рушится, заваливается, а ведь в лесосеку едут без слова, понимают:

это нужно для победы. А похвали её или, того хуже, посочувствуй, обидится, пожалуй...

Макора улыбается.

– Вот как тебе наши женщины понравились... На то они и северянки. Вот только ростом

чуть коротковаты, ну, да это не велик порок...

– Вечера бы у них, Макора Тихоновна, чем-то занять. Хоть читки, что ли, устраивать?..

В одну из таких бесед и возникла у Машеньки мысль организовать в поселке клуб.

Макора подхватила её.

Собрали женщин. Макора обратилась к ним со странным вопросом:

– Бабоньки, где мы с вами живём?

Женщины удивились столь наивному вопросу.

– Известно где, в лесу.

– То-то и дело, как в лесу, – поправила Макора. – Знаем лишь делянку да теплую печку.

Посплетничать в бараке – только и удовольствий. Хоть у колодца бы встретиться, да и