Мальчик как мальчик

– Мы переросли масштабы провинции, – заявил Деметриос. – Мы хотели, чтобы о нас узнала вся земля. Путь один – в Иерусалим. У вас тут вся тусовка, блогеры, телевидение…

На этом слове гость осекся. Человек в белом плаще печально вздохнул, будто ожидал худшего, и ожидания эти сбылись. Вышел из-за кресла. Сделал шаг и остановился. Заговорил еще громче своим сорванным голосом:

– Грех телевидения – один из самых тяжких, – проскрежетал он. – Оживляя в своем волшебном фонаре фантомы людей, которых нет с нами, не уподобляешься ли ты скверному чародею, что заставляет плясать трупы? Видел я ваш… сериал. И алхимиков ваших видел. Имел такое счастье, – Пилат недобро прищурился. – Вступив в блуд с этими шарлатанами, ты покрыл свое имя позором. Тебя оправдать может лишь то, что имени у тебя еще нет… – здесь прокуратор широко развел руками (или рукавами), неуместно напомнив балаганного Пьеро. – Ты ступил на неверный путь, мой юный друг. Не эта дорога ведет к храму, уверяю тебя.

Дмитрий чуть заметно вздрогнул; при словах «юный друг» он бросил пытливый взгляд на прокуратора, но и этот взгляд остался без ответа. Тогда молодой человек взял себя в руки и попробовал даже перейти в наступление:

– Нет храма ни на одной из дорог, – возразил он. – Нет иного храма, кроме того, что внутри нас, как нет и иного бога. Мы сами создаем наш мир – театр, в котором играем свои жизни.

– Ты вспомнил о боге, – оценил прокуратор. – Ты заговорил дешевыми парадоксами… лучше прибереги их для ушей невежд. Разве не ты собирался разрушить здание Большого Театра и призывал к этому народ? Не ты ли утверждал, что в будущем театру не останется места, а воцарится богомерзкая виртуальная реальность, и вы в ней станете править? А кто этого не понимает, так и останется мелким лузером?

– О, нет, игемон. Я никогда в жизни не собирался разрушать здание Большого и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.

Но прокуратор продолжал – медленно и монотонно:

– Множество разных людей стекается в этот город, как мухи летят к отхожему месту… Бывают среди них маги, астрологи, драгдилеры и фудблогеры. Но попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. За тобой записано ясно: старый Театр должен быть разрушен.

– Эти добрые люди ничего не поняли, – побледнев от обиды, проговорил юноша. – Я не имел в виду разрушение театра, ни большого, ни малого, ни академического. Я объяснял им, что рухнет храм старой культуры и создастся новый, виртуальный… это значит истинный, только по-английски, – пояснил он. – Ну, правда, слово непонятное…

– Зачем же ты, бродяга, смущал народ, говоря им слова, которых сам не понимаешь? К примеру, что такое истина?

«Вот это меня занесло, – подумал я тут же. – Интересно, как он выкарабкается?»

Отчего-то стало очень тихо. В этой звенящей тишине было слышно, как под потолком потрескивают стекла софитов.

– Истина прежде всего в том, – негромко сказал Деметриос, – что люди верят мне, а не тебе, прокуратор. Будущее – это мой спектакль. А ты останешься в истории только потому, что задал мне этот глупый вопрос, про истину… Ты сгинешь, а я буду жить вечно. А если мой контракт закончится, я просто заключу новый.

– Что? – я не верил своим ушам. – Что-о? О каком еще контракте ты говоришь?

– Вот об этом, – послышался голос из первого ряда. Что-то грохнуло там, как будто бутылка упала и покатилась, а вслед за этим наш режиссер взобрался на сцену. – Вот об этом контракте.

Бриллиант на его пальце сверкнул. Прямо из пустоты он выхватил знакомый черный портфель, а из портфеля – лист бумаги, как только что из принтера. Воланд помахал им в воздухе, словно хотел остудить:

– Вот договор, – объявил он. – Тарифный план «new age». Специализация: театр, кино, телевидение. Открытый кредит, карьерный рост и годовые бонусы, под залог бессмертной души, как обычно. К сожалению, контракт действителен только на одно лицо.

Я смотрел на лист бумаги и все ещё не понимал.

– Что неясно? – спросил Воланд. – Один из вас вернется в игру. Проживет долгую и счастливую жизнь. Возможно, даже добьется успехов в избранной профессии… разве что будет немного скучать по второму.

– А что станет со вторым? – спросил ты.

– Неужели тебя это беспокоит? Ты же хочешь быть первым.

Вспыхнув, ты умолк.

– Вот, значит, как, – сказал я. – Вот как здесь исполняют желания.

– Ну, а чего ты ждал? За все нужно платить. Особенно за добрые дела. Ты уж не взыщи, что я не назвал цену заранее. Это моя маленькая хитрость. Там, в договоре, это пропечатано мелкими буквами…

Бывший Воланд и в самом деле хитро улыбнулся. Встряхнул свой лист и показал мне:

– Но, между прочим, фамилия здесь не проставлена. Ты можешь вписать свою.

С этими словами он извлек откуда-то тяжелую черную ручку с золотым пером. Повертел ее в руках. Проверил на ладони, пишет или нет. Получилась синяя чернильная загогулина, похожая на математический знак приблизительного равенства.

– Нуте-с? – с деланным радушием обратился он к нам. – Кто же тот счастливчик?