Маленький лжец

Каждую среду Нико приходил в 14:00 и смотрел фильмы, которые ставила Фанни. Пока он смотрел в экран, Фанни наблюдала за ним. Он был красив, как и прежде, только теперь это была красота взрослого мужчины. Говорил Нико редко. Лишь по окончании просмотра он поднимался в аппаратную для непродолжительной вежливой беседы. Всегда был доброжелателен, спрашивал, справляется ли Фанни с работой и не нужно ли ей чего. Его голос был мягким, в нём звучала некоторая уязвимость, которая притягивала Фанни. И, конечно, в глубине души она испытывала сильную привязанность, какую мы часто ощущаем по отношению к тем, кого любили в юности, – даже десятилетия спустя, даже несмотря на то, как сильно они успели измениться.

Говорили ли они о прошлом?

Нет. Фанни неделю за неделей надеялась увидеть хоть малейший намёк на то, что он узнал её, улучить момент, в который можно будет сказать: «Может, поговорим о том, чего мы оба избегаем?». Но такой момент не наступал. Вместо этого они переключились на негласное пособничество. Нико не признавал Фанни, потому что это означало бы столкнуться с болью от совершённых им деяний. А она не наседала, потому что видела, что с его психикой явно что-то не так. Столько слоёв лжи. Бесполезного обмана. На то должна быть причина, думала Фанни. Она боялась, что её честность отпугнёт Нико. Вопросы, на которые она хотела знать ответ, – где он был? Что пережил? Он ли ежегодно посылает людям баснословные суммы денег? – никак нельзя было обрушить на него без предупреждения. Ей следовало набраться терпения. Фанни напоминала себе, что долгое время вообще не знала, жив ли Нико. Так что теперь можно было и подождать.

Поэтому какое-то время они обменивались редким видом доброты – милосердной тишиной. Они работали рука об руку в настоящем, не тревожа прошлые события.

А потом, спустя почти год совместной работы, Фанни принесла на редко выдающийся вечерний просмотр еду.

– Что это? – спросил он, изумлённо глядя на поднос с куриными оладьями и голубцами.

– Я подумала, уже поздно, и после кино у вас наверняка не будет времени поесть, – сказала она. – Надеюсь, ничего страшного?

Нико поблагодарил её, и Фанни вернулась в аппаратную. После показа она заметила, что Нико съел всё.

– Очень вкусно.

– Спасибо.

– Где вы научились так готовить?

– Меня научила одна венгерка.

Он помолчал.

– Значит, вы из Венгрии?

– Нет. Я жила у той женщины какое-то время.

– Когда?

– Во время войны.

Следующие слова Фанни подбирала с осторожностью.

– Я пряталась. От немцев. Эта женщина помогала мне выжить, а потом меня схватили «Скрещённые стрелы».

Она разглядывала его лицо, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию.

– А я учился в школе кулинарного мастерства в Париже, – ответил он.

И встал с кресла.

– Что ж, доброй вам ночи, мисс.

* * *

Сердце прокладывает множество путей навстречу любви, и один из них – сострадание. Фанни использовала промежутки между их еженедельными встречами, чтобы попытаться вникнуть в печаль Нико. И хотя ей было неловко делать это, но время от времени она следила за ним после работы. Фанни видела, как Нико в одиночестве ест в дешёвых ресторанах, как бродит по книжным магазинам, как по несколько дней не выходит из своей квартиры рядом с аэропортом.

Каждую неделю по пятницам Нико ездил на кладбище и протирал надгробия. Фанни осторожно шла позади. То, как он склонялся над чужими могилами, глубоко трогало её. Что бы ни переживал Нико, он очевидно чувствовал себя более комфортно в компании мёртвых, нежели живых.

Хотя Фанни шла по следам Нико в поисках их общего прошлого, с течением времени она начала осознавать, что, чтобы быть неравнодушной к нему, ей хватает и настоящего. С Себастьяном все разговоры сводились к войне. Её тень непрестанно следовала за ними.

С Нико этот кошмар был заперт за семью замками. По правде говоря, так Фанни нравилось больше. Может, он не признавал её именно потому, что не хотел ворошить ужасные вещи, которые случились за время войны. Фанни видела в этом жест великодушия.

Они проводили всё больше времени вместе после показов, общались за чашкой кофе, который варила Фанни. Нико говорил о своей любви к кино и о том, как, по его мнению, рождаются хорошие истории. Фанни рассказывала о дочери, которая живёт в Израиле, о том, как она ей гордится. Её отца Фанни никогда не упоминала, а сам Нико о нём не спрашивал.

А потом однажды ночью, в начале 1983 года, когда на улице лило, как из ведра, Нико достал зонт, чтобы проводить Фанни до её машины. На них обрушивался проливной дождь, косой из-за мощных порывов ветра. У Фанни неожиданно соскользнула туфля, и, прежде чем Нико успел подхватить Фанни, она шлёпнулась в большую лужу. Всё платье вымокло. Фанни рассмеялась.

– Ты не ушиблась? – спросил Нико.

– Ах, нет, у меня всё хорошо, – ответила она.

– Почему ты смеёшься?

– Когда промокаешь до нитки, становится уже без разницы. Как в детстве, помнишь? Летом, когда начинался дождь, мы забегали в море прямо в одежде.