Бандит был необычайно многословен, что, в принципе, и неудивительно, ведь ему необходимо было обязательно выведать страшную тайну покойника, а потом уже пускать в «расход» и его, как он для себя полагал, вредную дочку. Да, он лукавил, обещая ей жизнь и свободу; вполне естественно, что, после того как она смогла улицезреть его облик, Вацек никуда отпускать пленницу не собирался; говорил же он так, чтобы усыпить ее бдительность и без особых усилий – применение которых, к слову сказать, доставляли ему определенное удовольствие – выведать те необходимые сведения, что скрывались в этой чудной, белокурой головке, а уже потом можно будет ее и замучить, тело расчленить, а останки развести по всей Ивановской области. Так думал жестокий бандит, не решаясь сразу переходить к активным действиям, ведь, как он уже разъяснил, «…мог не рассчитать свои силы и, сильно увлекшись, привести пленницу к преждевременной смерти». Поэтому глава ивановского преступного синдиката и пытался разговорить потенциальную жертву, прежде чем дело дойдет до нестерпимо жестоких пыток.
Его продолжительный монолог закончился, и Валерий вперил пытливый взгляд в сидящую напротив блондинку, желая отыскать в глубине ее глаз признаки наведенного им только что ужаса. Однако, к чести девушки можно сказать, она полностью унаследовала отчаянную натуру своего преждевременно сгинувшего родителя и ни на секунду не выдала захватившего ее душу страха; она умело пыталась скрыть свои чувства, и это у нее достаточно хорошо получалось. Потому-то, лишь только длительная речь Вацека подошла к концу, Наташа, наполнив взор презрительной ненавистью, чеканя каждое слово, проговорила:
– Ты прав, – она решила, что уже можно отойти от условностей, – отец, действительно, мне поведал тайну сокрытых сокровищ; но я тебя тут же разочарую: папа сделал это только наполовину…
– Объяснись, – выпучил глаза жестокий преступник и немного отстранился от пленницы, – что ты хочешь этим сказать?
– Только то, – небрежно усмехнулась Наташа, продолжая смотреть прямо в злобные очи мучителя, – что он отдал мне только половину той схемы, которую смог перерисовать у своего босса, а где находится вторая – мне неизвестно.
– Ну, а клад, – невероятным, алчным блеском загорелся взгляд безжалостного врага, – он помечен крестом… на той половине, что досталась тебе?
– Да, – не таясь, признала очевидный факт Елисеева, прекрасно понимая, что легче от ее откровения никому не станет, – только я тебя огорчу повторно: без другой части карты найти сокровища будет практически невозможно; как ты, предположу, понял, я уже пробовала, но все мои попытки не увенчались успехом.
– Предоставь это судить мне, – Вацек вновь приблизил свою бандитскую физиономию к очаровательному, но вместе с тем слегка им подпорченному личику девушки, – отдай мне свою половину и расскажи, где следуют поискать оставшуюся, а уж я со своими методами и возможностями что-нибудь да придумаю… Елисей, – назвал он сгинувшего родителя прозвищем, какое тот имел в криминально-преступном мире, – ведь тебе рассказал, где находится другой обрывок той карты?
– Да, – твердым голосом ответила прекрасная пленница, – он сообщил мне все в мельчайших подробностях; скажу больше – я даже пыталась искать тот обрывок, но и здесь мои попытки зашли в полностью тупиковую ситуацию.
– Почему? – искренне удивился главарь ивановского преступного синдиката. – Куда, интересно спросить, настолько можно запрятать какую-то вещь, чтобы ее невозможно было найти? Если судить по особняку, где ты изволишь сейчас «кантоваться», в финансовых возможностях ты сильного недостатка не ведаешь; с деньгами же, поверь, можно свободно открывать даже самые прочные двери. Так где же сейчас находятся одна и вторая части той карты?