Манящая корона

– Давай-ка вишневой наливки! – решив довести праздник чревоугодия до конца, велела Эйрис. – А себе налей вина – вижу, ты его любишь: прямо глаза заблестели, как нахваливал!

* * *

При обычных условиях дорога верхом от ворот усадьбы до Дворцовой площади заняла бы около получаса. Если ехать тихой рысью, конечно, – пустив коня в галоп, можно было выгадать не меньше десяти минут.

Но в этот день Хольг и сопровождавшие его стражники потратили гораздо больше времени: едва миновав Восточные ворота, они буквально увязли в огромной толпе горожан, плотно облепивших графский кортеж с таким восторженным усердием и фанатичной решимостью, словно он был медовыми сотами, а они сами – пчелами. Хорошо вышколенный Гром, могучий гнедой жеребец Хольга, еле продвигаясь вперед крохотными семенящими шажками, недовольно храпел и дергал головой, искренне не понимая, почему обожаемый хозяин не подает команду встать на дыбы и замолотить копытами, разнося в кровавое месиво черепа этих истошно орущих и, скорее всего, опасных двуногих.

– Слава Хольгу! Хотим наместника Хольга! – всполошенно метался между стенами домов многоголосый вопль, от которого дребезжали окна.

Отцы сажали детей на плечи, чтобы они смогли увидеть этого необыкновенного человека, надежду Империи и баловня судьбы. Женщины, не обращая внимания на сбившиеся набок чепчики, оторванные оборки и застежки платьев, с истошным визгом протискивались поближе, чтобы прикоснуться к своему кумиру, будто к святому, исцеляющему болезни.

Затесавшиеся в толпу воры, громче всех крича: «Да здравствует Хольг!», ловко обчищали карманы восторженных ротозеев.

Граф, улыбаясь, кланялся народу – не слишком усердно, не опускаясь до панибратства, а со сдержанностью, подобающей столь высокой особе. Но его глаза при этом лучились такой искренней, неподдельной любовью, что у людей, которым довелось встретиться с ним взглядом, чуть не перехватывало дыхание от счастья.

А некоторые особо впечатлительные женщины даже падали в обморок, к великой радости тех же воров, которые подхватывали их под руки и выводили из давки на свежий воздух, по пути незаметно избавляя от денег и украшений…

Хольг продолжал улыбаться, попеременно кланяясь по сторонам.

Презренная, безмозглая чернь! Всегда готова падать ниц перед любым сладкоголосым обманщиком, сулящим золотые горы и рай на земле, божащимся, что сделает за нее всю работу – ей останется только вкушать плоды, палец о палец не ударив! И с такой же готовностью топчет того, кто призывает трезво смотреть на жизнь и не верить в сказки…

Но, пока гладкий золотой ободок не прикоснется к челу, надо улыбаться и кланяться. Делать вид, будто их дурно пахнущие рты, распяленные в истошном вопле, приятны ему, что истеричные бабы, тянущие к нему свои похотливые ручонки, приводят его в восторг.

Ради великой цели не только можно, но и должно притворяться и обманывать – так внушал ему отец…

* * *

Примерно в это же время из ворот графской усадьбы выехали еще два всадника – пожилой обрюзгший человек с глубоко запавшими глазами, в котором трудно было опознать бывшего молодцеватого сотника Монка, и сопровождавший его стражник – незадачливый воздыхатель злосчастной кухарки. Они повернули в сторону, противоположную Кольруду, и сразу же пришпорили лошадей, пустив их в галоп.

Медлить было нельзя: граф четко указал, что желает получить ответ на интересующий его вопрос как можно скорее.

* * *

Гостиница «Ласточка», расположенная неподалеку от дворца Правителей, была весьма примечательным заведением. Прежде всего потому, что ее владелец имел патент торговца первой гильдии, дающий ему право принимать, наряду с прочими клиентами, даже высшее дворянство, включая членов Тайного Совета, – так гласил один из законов покойного Правителя Норманна. Во-вторых, сам хозяин гостиницы, по имени Кайенн, могучий и кряжистый, словно вековой дуб, являлся не менее примечательной личностью. Он был известен не только Кольруду, но и всей Империи тем, что никогда не платил дани Второму Семейству, негласно властвовавшему в этой части столицы. Равно как и никакому другому Семейству. И не только остался жив, но и не понес ни малейшего ущерба – ни телесного, ни имущественного. Мало того – единственная дочка Кайенна, отцовская слабость и утеха, не поплатилась за столь немыслимую дерзость папаши ни пальчиком, ни ушком, ни тем, что порядочные девушки должны отдавать только после бракосочетания.