Манящая корона

Туча, еще совсем недавно видневшаяся в большом отдалении, заволокла зубчатые вершины гор, словно укутав их грязно-серой пеленой. Она приближалась с невероятной скоростью, а молнии, прежде вспыхивавшие по ту сторону перевала, теперь вспарывали небо в опасной близости от изрядно напуганных всадников.

Бывший сотник Монк, успевший мысленно обозвать себя самыми крепкими словами, какие только помнил (за то, что попусту потратил время на постоялом дворе, описывая свой героизм в ту ночь, когда шла расправа над разбойниками), смотрел на водную преграду, которую им предстояло преодолеть вброд, и ощущал нехороший холод в животе. Рисковать жизнью ему совершенно не хотелось, а судя по тому, как храпел и дергал головой его конь, четвероногий друг человека и подавно не испытывал ни малейшего желания увековечить себя вместе с хозяином в посмертной статуе, будь она мраморной, бронзовой или даже позолоченной.

Лошадь молодого стражника упорно пыталась пятиться назад, не обращая внимания на угрожающие окрики, рывки поводьев и даже удары хлыстом. Хотя сам стражник, похожий на человека, который перед смертью просит друзей не поминать его лихом, не особо и усердствовал, наказывая заупрямившуюся скотину лишь для виду: чтобы господин Монк, упаси боги, не подумал, будто он проявляет нерадивость. А в глубине души он страстно молил тех же богов вразумить начальника, послав ему спасительную мысль: пока не поздно, повернуть лошадей обратно и переждать непогоду на том самом постоялом дворе, где так тепло, уютно и так вкусно кормят.

Мелкий ручей, вобрав в себя дождевую воду и грязь, вышел из берегов и превратился в бурлящий поток, разбухая на глазах со скоростью, которую люди, никогда не бывавшие в горах, даже не могут вообразить. Рокочущий рев пенящейся темно-коричневой воды, нарастающий с каждой секундой, леденил и кровь, и внутренности.

Бывший сотник шептал трясущимися губами молитвы, мысленно проклиная и графа, и Гумара, и ненужного свидетеля, из-за которого ему придется все-таки поставить жизнь на кон.

Хольг не прощает тех, кто служит ему без должного рвения и усердия. Он ясно дал понять: ответы на интересующие его вопросы должны быть получены и доставлены в самое краткое время. Конечно, стихийное бедствие всегда и везде считалось уважительной причиной… Но вот сочтет ли граф этот ручей, разлившийся из-за грозы, бедствием? Поверит ли, что он превратился в весьма полноводную и бурную реку? А если еще проклятый мальчишка нашепчет: мол, не так уж и велика была опасность, а бывший сотник струсил, не захотел мочить сапоги в грязной водице… Тогда не видать ни почетной отставки, ни обещанного развода с Вейлой!

Яростно мотнув головой и стиснув зубы, Монк пришпорил коня, заставляя его идти в воду. Жеребец тонко, пронзительно заржал, будто отчаянно пытался вразумить явно свихнувшегося хозяина. И тут ослепительная ветвистая молния вспорола сгущающиеся сумерки рядом, в какой-то полусотне шагов, громовой удар больно стегнул по ушам, перепуганные лошади заметались. Словно разверзлись хляби небесные, и ледяные струи дождя обрушились на всадников, стегая их, как колючими плетьми, в одно мгновение промочив до нитки.

– Вернемся, господин сотник! Ради всех святых, вернемся на постоялый двор! – завопил, надрывая голос, стражник.

Монк готов был расцеловать его. Раз первым заговорил о возвращении – значит, не донесет. Сделав вид, что задумался – на какую-то пару секунд, только для престижа, – он махнул рукой:

– Поворачиваем!

Лошадей не пришлось ни подстегивать, ни пришпоривать – они сразу же взяли в галоп, развив максимально возможную на раскисшей дороге скорость. Поэтому очередная молния, ударив в то самое место, где только что находились два всадника, попусту растратила свою смертельную силу.

* * *

Створки ворот почти бесшумно, с едва слышным скрипом, раскрылись.

Хольг чувствовал такую усталость, был так измотан и опустошен, словно вместо аудиенции у Правителя ему пришлось побывать в жестокой рукопашной схватке. Поскорее бы очутиться в горячей ванне, которая всегда так хорошо помогает, снимает мышечную боль и нервный озноб… Но вместо того, чтобы въехать без промедления во двор усадьбы, граф удивленно осмотрел опорные столбы, переводя взгляд с одного на другой. Удивление постепенно сменялось раздражением: Хольг никак не мог понять, почему ему кажется, будто что-то изменилось, и досадовал на себя.

Ах, конечно же! Исчезла яма и росший на ее краю куст – тот самый, под которым прятался разбойничий лазутчик.

– По чьему приказу? – указав на свежий пологий холмик земли, коротко спросил он у дежурного стражника, застывшего в открывшемся проеме по стойке «смирно».

– Осмелюсь доложить, по приказу господина старшего десятника, который временно командует стражей вашего сиятельства!

Кивнув, Хольг тронул коня.