Манящая корона

На следующий день он вернулся в усадьбу, принеся с собой кошель. Труп неизвестного бродяги, убитого хорошо рассчитанным ударом ножа в спину (лезвие, пройдя меж ребер, вошло точно в сердце), был подобран стражниками, отвезен на кладбище для бедняков и зарыт в общей могиле.

Конечно же, отец взял грех на душу не ради денег: что значила горсть серебряных таларов для одного из первых богачей Империи! Просто изобретение действительно было важным, могло очень пригодиться… А из этого следовало: им должны владеть только графы Хольги, и больше никто. Если алхимик продал секрет им, где гарантия, что он от безденежья, или спьяну, или просто в силу испорченности человеческой натуры не нарушит слова и не предложит его кому-нибудь еще? Не лгут, не предают и не болтают лишнего только покойники.

Вот и тех людей, которые рыли, крепили столбами-распорками и обшивали стругаными досками потайной ход между графской опочивальней и маленьким уединенным домиком в сосновом лесу, недалеко за оградой усадьбы, постигла незавидная участь. Бедняги не успели даже толком порадоваться щедрой плате…

Это не жестокость, а всего лишь разумная необходимость – так объяснял ему отец. Всякое может случиться, не исключено, что придется бежать из захваченной врагами усадьбы, спасая свою жизнь… А если кто-то из землекопов и плотников проболтается, даже не по злому умыслу, просто из хвастовства или от невеликого ума, секрет перестанет быть секретом, и тогда в роковой час тайный ход может привести не к спасению, а к верной гибели. Жизнь графа и будущего Правителя тысячекратно важнее жизней двух десятков простолюдинов.

Последние крупинки мельчайшего светло-серого песка упали в нижнюю емкость часов. Хольг торопливо схватил ближайший к нему мешочек, сорвал завязку.

«Содержимое его надо высыпать помалу, тонкой струйкой, ни в коем разе не быстро, и при сильном перемешивании, дабы избежать бурного кипения и разбрызгивания; в идеале – чем дольше, тем лучше, но оное недостижимо, поэтому можно ограничиться двумя оборотами часов».

Граф снова перевернул часы и стал высыпать содержимое мешочка в котелок, держа наготове деревянную лопатку.

* * *

Правитель Ригун инстинктивно дернул головой, заморгал, с трудом подавив желание разразиться бранью и швырнуть опустевший кубок прямо в голову лейб-медику: настолько мерзкий привкус был у микстуры, только что поднесенной им.

– Святые угодники! Какая…

– Понимаю вас, пресветлый Правитель! – торопливо вмешался лейб-медик. – Я сам пробовал через силу, чуть не вытошнило. Увы, то, что полезно, не всегда приятно… Это хорошее средство, оно должно помочь.

– Вы уверены? – все еще сердито морщась, спросил Ригун.

Лейб-медик развел руками:

– Пресветлый Правитель, полностью уверены в чем-либо только боги! А я – всего лишь человек. Могу только повторить: это хорошее, сильное средство, и если пресветлый Правитель еще раз примет его этим вечером, а затем прикажет, чтобы его августейшая супруга явилась в опочивальню…

– Прикажет, прикажет… То есть прикажу! – заторопился Ригун.

– Прекрасно! Вот увидите, все будет в порядке, пресветлый Правитель.

Лейб-медик, поклонившись, принял из рук Ригуна пустой кубок и направился к выходу.

Уже на пороге, обернувшись, он добавил:

– По крайней мере, я надеюсь, что все будет в порядке…

Голос его прозвучал вроде бы спокойно, уверенно. Однако тревога, терзавшая Ригуна и только-только утихшая, тут же снова властно напомнила о себе.

* * *

Только глупцы думают, будто предводитель всегда должен быть во главе отряда. Никто не спорит, иной раз такая необходимость может возникнуть. И вот тогда, несмотря на опасность, вожак просто обязан первым броситься в смертельную схватку, увлекая за собой своих людей.

Но во всех других случаях место вожака – сзади. Ведь он отвечает не только за себя, но и за других, поэтому не должен подвергаться ненужному риску.

Вот и теперь Барон замыкал шеренгу разбойников, бесшумно скользившую по лесной тропе. Перед ним, еле различимая в кромешной тьме, шла Малютка.

Был самый глухой час ночи, но для людей с их опытом довольно было света, исходящего от звезд, чтобы не сбиться с нужного направления. К тому же их вел человек, знавший в окрестных лесах каждую тропку, каждый ручеек и каждое мало-мальски приметное местечко.

Человек по прозвищу Одноглазый когда-то носил куртку из тонкого зеленого сукна и шляпу с соколиным пером – форменную одежду лесничих – и был вполне доволен своей судьбой. До того злополучного дня, когда на его лесную заимку наткнулась компания дворян, заблудившихся на охоте. Что уж там померещилось их предводителю, теперь не узнать. То ли лесничий поклонился недостаточно низко, то ли, объясняя, как выбраться на дорогу к Кольруду, смотрел без должного почтения, подобающего людям низких сословий… А может, зря задал вопрос, по какому праву господа охотятся в лесу, принадлежащему Правителю.