Выступление И. И. Алексеева, усмотревшего в зажиточности ссыльных крестьян едва ли не угрозу экономике, вполне органично сочеталось со взглядами нового чекистского руководства, пришедшего вместе с Л. П. Берией и искавшего во всем происки «врагов народа». В докладной записке о состоянии трудпоселений, направленной в ЦК ВКП(б) 19 февраля 1939 г., новый начальник ОТП ГУЛАГ НКВД Тишков ставил в вину прежним создателям системы спецпоселений (Когану, Берману, Закарьяну и др.) то, что «высланные кулаки ставились в привилегированное положение по сравнению с окружающими колхозами. Проводилась политика нового окулачивания трудпоселенцев за счет государства». Далее, как весьма типичное явление, чекист отмечал следующее: «Имеются многочисленные факты хозяйственного обрастания трудпоселенцев, спекуляции, невыполнения ими при попустительстве, а в отдельных случаях и содействии, сросшихся с трудпоселенцами комендантов, госпоставок и платежей»[533]
. В другом документе, подготовленном руководством ОТП для Н. И. Ежова и датированном началом июля 1938 г., о признаках «окулачивания» говорилось следующим образом: «…некоторая часть трудпоселенцев пошла по пути хозяйственного кулацкого роста. Например. В Оборском районе Хабаровской обл. 64 хозяйства трудпоселенцев имеют по 3–5 коров, по 1 лошади, 2–3 свиньи, 2–3 головы молодняка; имеют оружие, занимаются охотой. В Иркутской обл. рост количества скота в личном пользовании трудпоселенцев превышает рост обобществленного стада»[534].Из сказанного выше следовало, что и у чекистов, и у представителей партноменклатуры (см. аргументацию И. И. Алексеева) относительно трудпоселенцев действовала одна логика — «поравнение в бедности»: в спецартелях у ссыльных не должно было быть скота в личном пользовании больше, чем в обобществленном стаде. Чем более успешно хозяйствовала спецартель, тем большее раздражение она вызывала у местных управленцев. В отчетном докладе ОТСП УНКВД по Новосибирской области за первую половину 1941 г. приведена иллюстрация отмеченного выше. Сельхозартель «20 лет Октября» Прокопьевской комендатуры ежегодно наращивала объемы производства продукции, однако за ней закрепилось название «кулацкий колхоз»: «Артели дают нелепые планы: так, потребовали от нее, чтобы за год от 36 коров было обязательно получено 78 телят, а так как по два теленка в год коровы не дают, то артель вынуждена была закупить на стороне поголовье, в результате в артельное стадо был занесен бруцеллез, которым затем [оказалось] поражено все стадо. Имеется еще ряд фактов такого дергания. В результате артель начинает резко сокращать свою производственную деятельность»[535]
.Заработки трудпоселенцев (вполне законные и легальные) вызывали раздражение и у комендантов, и у управленцев, особенно если они превышали размеры заработков госработников. Для сравнения приведем следующую цифру. На содержание аппарата комендатур в трудпоселках страны (2548 штатных единиц) и административные расходы в 1937 г. было израсходовано 17,3 млн руб. Бюджет комендатур формировался за счет 5-процентных отчислений от заработков ссыльных крестьян[536]
. Если принять, что фонд заработной платы составлял не менее половины бюджета, то получится, что штатный работник комендатуры в среднем имел заработок не более 250–300 руб. в месяц — меньше заработка рыбака или промысловика[537]. Разница в иерархии статусов работников комендатур «спецконтингента» в сочетании с ростом экономической состоятельности отдельных групп работавших переселенцев придавала дополнительную и особую остроту и без того конфликтным взаимоотношениям между ними.Начавшаяся война ускорила развязку в решении накопившихся за 1930-е гг. узловых проблем во взаимоотношении трудпоселенцев и сталинского режима. Это в равной степени коснулось как процессов дальнейшей «расконсервации» данного сегмента лагерно-комендатурной системы, так и ужесточения режима содержания тех категорий репрессированных, которые власть считала реально или потенциально опасными для себя группами в военной обстановке. Если говорить о действии т. н. мягкой линии в отношении крестьянской ссылки в военное время, то власть, пусть и под влиянием ситуации, действуя прагматически, но сделала ряд шагов в направлении снятия некоторых ключевых режимно-дискриминационных ограничений в отношении тех поселенцев, которые призывались в армию или подлежали труд-мобилизациям. В данном контексте уместно говорить даже о том, что война подтолкнула объективно шедший еще в предвоенные годы процесс нивелирования реального положения массы трудпоселенцев и «правовых» граждан (закрепленные в законодательно-директивной форме меры по мобилизации и закреплению на рабочих местах трудоспособного населения в сочетании с репрессиями или угрозой их применения в отношении нарушителей и т. д.).