Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви

Папаша Симон, в отличие от женской родни, не ограничивал его в подвижных играх: мальчик мог бегать, прыгать и играть хоть целый день. Он обучил его всем революционным песням. Мальчику дали щенка, птиц, цыплят. Далее нашли автоматическую игрушку, шарманку, использовавшуюся для обучения птиц пению. Механизм был сломан, и Коммуна заплатила немалые деньги часовщику, 300 ливров, чтобы тот оживил механизм. Птица крутила головой, хлопала крыльями и насвистывала королевский марш. Естественно, ребенок быстро усвоил язык окружавших его людей, включая проклятия по адресу своей семьи, аристократии и даже Бога.

Но, что хуже всего, он болтал, совершенно не понимая ужасный смысл своих слов. Он рассказал, что некоторые служащие Тампля, среди них Тулан и Лепитр, имели длительные разговоры с узницами. Симон обнаружил, что мальчик практикует онанизм. Ранее это заметила Мария-Антуанетта и подняла ужасный шум, к которому присоединились Мадам Элизабет и сестра. Это сильно обидело ребенка, и, когда Симон поинтересовался, кто приохотил его к этому, ребенок сообщил, что его обучила мать. Начитавшийся памфлетов о развратной Мессалине Симон простодушно поверил мальчику и известил Коммуну.

Луи-Шарля доставили туда для допроса, на котором он повторил все о сношениях узниц со стражниками. Еще находясь в заключении вместе с женщинами, мальчик имел обыкновение скакать верхом на палочке и повредил себе мошонку, отчего образовалась грыжа. Вызванный врач предписал ему ношение бандажа. Комиссия же «установила», что однажды мать заставила его приблизиться к ней, отчего произошло соитие, откуда и возникла грыжа, мать же заставила его не говорить об этом, «но данный акт повторялся несколько раз».

Тем временем в ночь с 1 на 2 августа узниц Тампля разбудили четыре комиссара Коммуны. Они зачитали Марии-Антуанетте приказ об ее аресте, принятый Конвентом по требованию Комитета общественной безопасности, который направлял ее в Чрезвычайный трибунал и обеспечивал немедленный перевод в тюрьму Консьержери. Ее обыскали, оставили всего-навсего один носовой платок и флакон с нюхательными солями. Королева была совершенно спокойна, она велела дочери почитать тетку как родную мать.

Если Людовика ХVI судил Конвент, преобразованный для такого случая в суд, то Мария-Антуанетта подлежала процедуре в суде для обычных преступников, заключению в обычной тюрьме, т. е. к ней применялся принцип равенства всех перед законом. Ее перевезли в Консьержери, где поместили в камеру на первом этаже, душную, плохо освещенную, сырую, с самой скудной меблировкой. Персонал следил за каждым ее движением, ей было позволено читать книги, но не заниматься рукоделием, дабы она не «причинила себе вреда иглами». Служители тюрьмы, с одной стороны, пристально фиксировавшие каждое ее движение, с другой — движимые либо генетическим благоговением перед королевскими особами, либо простым человеческим состраданием, старались, насколько это возможно, облегчить ей условия заключения.

Марии-Антуанетте дали в услужение простодушную девицу Розали Ламорльер, по записанным позднее свидетельствам которой были восстановлены условия содержания королевы. Узницу снабжали хорошими продуктами (а здесь нелишне вспомнить о том, что в Париже в ту пору были огромные проблемы с покупкой самой простой провизии), хотя она ела очень мало, обеспечивали ей постоянную смену чистого белья и даже приносили в камеру цветы: гвоздики, туберозы и ночные фиалки. Муниципальный инспектор, проверявший ее содержание, сообщал ей о состоянии детей. Королеве оставили ее маленькую собачку, которую она брала на ночь в постель, ибо боялась, что ее убьют во сне. Естественно, психологическое состояние Марии-Антуанетты было ужасным, ибо она явно была тяжело больна. Ее донимали частые кровотечения, что указывало либо на фиброму, либо на злокачественную опухоль. У нее совершенно опустились руки, она нередко впадала в полную прострацию. Но, как это ни странно, не опускались руки у людей, не отказавшихся от мысли спасти королеву.

Контингент заключенных в Консьержери был самый пестрый, от политических деятелей до проституток и карманных воришек. Коррупция процветала, и поэтому проникнуть туда за небольшие деньги либо слугам заключенных, либо поставщикам провизии и посетителям было совершенно несложно. Более того, когда в Консьержери поместили королеву, нашлось немало желающих, в особенности, среди иностранцев, взглянуть на столь выдающуюся особу, да еще в таких удручающих обстоятельствах. В дневнике Ферзена сохранилась запись рассказа англичанина, за двадцать пять золотых получившего возможность посетить королеву. Можно представить себе, какое унижение испытывала Мария-Антуанетта, которую демонстрировали как некое чудо на ярмарке. Королеву также посещали заключенные в тюрьме священнослужители, оказывавшие ей духовную поддержку.