Маркос Рамирес

Я немедленно растер цветы, добавил к ним воды и, получив густую кашицу, набил ею флакон с тем, чтобы зарыть его в том же укромном углу двора, который послужил мне для первого опыта. Оставалось всего два месяца до полугодовых каникул, которые Томасито проведет вместе с нами, и я решил ждать его приезда, чтобы устроить сюрприз моему маленькому дяде и вместе с ним произвести торжественную церемонию извлечения бутылки. Но, когда, сгорая от нетерпения, мы наконец открыли бесценный флакон, в нос нам ударил омерзительный, тлетворный смрад, едва не вызвав у нас рвоту!

Ни гроша я не заработал ни искусством, ни естественными науками, ни алхимией — а все потому, что хотел достичь успеха силой своего таланта на основе дерзких, но честных планов. Как и следовало ожидать, опыт показал, что в нашей стране подобные качества ложатся тяжким бременем на всех, кто отважится добывать деньги. Чтобы разбогатеть, можно родиться дурнем — но безусловно необходимо быть бессовестным ловкачом, чтобы в личных выгодах эксплуатировать талант, инициативу, труд и нищету других.

В то время как я по уши увяз в чудесные и необычайные опыты, в доме у нас происходили потрясающие события.

Дядя построил под навесом — конечно, с моей помощью — специальную печь для своих особых исследований, где и работал, вернувшись из конторы, до поздней ночи.

Его опыты проваливались подобно моим, но, однако, новая печь послужила приманкой для одного предпринимателя, решившего арендовать навес и устроить там кондитерскую. Печи старой пекарни были громоздки и не годились для этой цели.

С тех пор я часами околачивался под навесом, вертясь среди рабочих, наблюдая за их движениями и пожирая глазами чудесные лакомства, которые складывались на длинные дощатые полки. Вокруг возвышались объемистые мешки с мукой и другие поменьше — с сахаром, стояли банки масла, полные корзины яиц и множество других продуктов. И пока кондитеры смеялись и пели, из печи беспрерывно появлялись позолоченные жаром вкусные изделия, распространяя горячие волны аппетитного аромата, а на огромных столах, как по волшебству, возникали начиненные желтоватым или белым кремом рожки, хрустящие пирожные, румяные корзиночки с банановым желе или гуайабой[43], пончики, ромовые бабы, сладкие вафельные трубочки и прочие соблазнительные лакомства.

В большой кастрюле сбивались машиной яичные белки с сахаром, превращавшиеся в густую белую пену — крем для украшения безе, тортов и пирожных.

Я охотно помогал крутить сбивальную машину — за мой труд кондитеры поручали мне после работы вымыть кастрюли, и я наедался до отвала остатками сладкого крема, собирая его со стенок и дна огромной кастрюли, прежде чем залить ее водой. Мне перепадали крошки вкусного печенья, а порой и целое черствое пирожное. Но мне не давали покоя горы румяных рожков и корзиночек с нежным кремом и желе.

Я спал один, в дальней комнате, и вот однажды ночью, когда все в доме уснули, я поднялся, на цыпочках вышел в патио и, уступая непреодолимому искушению, бесшумно прокрался в кондитерскую. Никто не охранял пирожные!.. Спустя минуту я снова лежал в постели, с блаженством пожирая рожки и корзиночки. Я обрел ключ от рая сластен, и в этом раю, ночь за ночью, утолял свои самые сокровенные желания!

Когда приехал Томасито, мы вместе предавались обжорству. В полночь, улегшись в постели, мы до отвалу наедались пирожными, рожками и корзиночками, которые так приятно хрустят на зубах. Со стороны можно было подумать, что легион мышей грызет перегородки.

Но все в жизни преходяще, а тем более счастье. Владелец кондитерской внезапно умер от сердечного приступа, и производство прекратило свое существование. Глубоко тронутый смертью великодушного и доверчивого кондитера, я прочел множество «отче наш» за упокой его души, прося у нее прощения. А кроме того, пришлось навсегда сказать «прощай» моим полуночным пиршествам, которые могли поспорить лишь с пиршествами Гаргантюа.

* * *

Европейская война и диктатура братьев Тиноко[44] усилили нищету костариканского народа. Исчезло из обращения серебро, его заменили медные и никелевые монеты в один и два сентаво, поток обесцененных бумажных денег наводнил рынок; денежные знаки в двадцать пять и пятьдесят сентаво презрительно назывались в народе «временками». Военные и целая армия правительственных сыщиков ни в чем не знали недостатка и носили при себе толстые пачки банкнот. Простые люди умирали от голода.

Помню, у второго отделения полиции, на площади Ла Мерсед, каждый вечер собиралась толпа оборванных мальчишек. Из окон второго этажа какие-то военные бросали горстями «временки», развлекаясь позорным зрелищем: маленькие оборвыши жадно кидались на злосчастные бумажки, рвали их друг у друга, и бывало, сцепившись, катались по булыжной мостовой.