Маркос Рамирес

— Чисто случайно! — проговорил Хосе. — Представь себе, сижу я вчера вечером дома над уроками и вдруг слышу голос дона Криспуло; он что-то говорит матери, а мать только вернулась из церкви. Я удивился; конечно, старик был дружен с отцом, но после его смерти никогда не появлялся у нас в доме. Я навострил уши и вот слышу — он советует матери застраховать наш дом: он, видишь, собирается на днях поджечь свою лавку, чтобы выпутаться из долгов… Видал, какой разбойник этот старикан!

Семья Хосе жила поблизости от лавки дона Криспуло, помещавшейся в большом деревянном доме на углу, всего шагов двести от нас. Я отлично знал эту лавку, набитую готовым платьем, огромными тюками тканей, ящиками с фаянсовой посудой, швейными машинами и всякой всячиной. Знал я и дона Криспуло, низенького сеньора, тощего, лысого и в очках, который жил в богатом особняке поодаль от лавки, вместе с женой и тремя дочерьми, красивыми, изящными девушками, приезжавшими в церковь Ла Мерсед в голубом автомобиле.

Новость привела меня в восторг, и я размечтался о чудесных находках, погребенных под грудами угля и золы. Придя домой, я тут же поведал эту любопытную историю матери. Предупредив меня, чтобы я держал язык за зубами — не то дойдет до властей и, пожалуй, еще начнется расследование, мать вздохнула:

— И кто бы мог это подумать о доне Криспуло! Ладно, он предупредил мать Сибахи, пожалел бедную вдову. Ну, а остальные соседи? Несчастные люди!..

Прошло две недели, и я, потеряв терпение в ожидании обещанного события, как-то вечером спросил Хосе Сибаху:

— Ну, когда же наконец?

— Вот-вот, — успокоил он меня. — На днях. Маме уже удалось застраховать дом, а старик понемногу вытаскивает свои товары…

Или дон Криспуло был неплохим человеком, или мать Сибахи шепнула другим соседям, но, как я узнал от ребят Само

ра, мать их тоже застраховала оба своих домика, находившихся поблизости от лавки старика. Секрет стал темой оживленных бесед многих соседских мальчишек.

Долгожданный пожар в конце концов вспыхнул как-то часов в девять вечера. Выйдя на улицу, я увидел, что все предместье освещено огромным заревом. Я побежал к месту происшествия. Неистово свистели полицейские, требуя подкрепления; со всех сторон спешили соседи, чтобы вблизи насладиться жутким зрелищем. Подоспевший усиленный наряд полиции образовал кордон, чтобы сдержать любопытных, беспорядочно толпившихся в переулках. Старый домина содрогался и трещал, с таким ревом извергая языки пламени, точно внутри него находился громадный склад нефти. Через несколько минут прибыла ветхая пожарная машина, и пожарники, с трудом пробивая себе дорогу в толпе, принялись разматывать шланги.

Тут появился дон Криспуло. Полиция пропустила его, и старик принялся отчаянно метаться из стороны в сторону перед горящей лавкой, дергая себя за бороду и стеная:

— Разорен!.. Боже мой! Все погибло!.. Тридцать лет честного труда в один миг превратились в пепел!

Внезапно он обернулся к толпе и закричал:

— Что же это такое? Что делают пожарники? Ведь еще можно что-нибудь спасти!.. Помогите!

Освещенный полыхающим заревом, старик и в самом деле казался воплощением безутешного горя. Но пожарники мало что могли сделать — выяснилось, что именно в этот момент кончилась вода в ближайшей секции водопровода. Пожар полностью уничтожил лавку, дом Саморы и соседний на северной стороне квартала, но огонь не распространился дальше и не достиг дома Сибахи, так как пожарники топорами разрушили стены, сделав бреши и изолировав огонь.

На следующий день после завтрака я поспешил не в школу, а прямиком к дымящимся развалинам лавки злосчастного дона Криспуло. Там уже собралось множество мальчишек, шнырявших вокруг пожарища; ветер раздувал искры и оживлял тлеющие угли. Однако ребята не решались подойти к пепелищу, так как по тротуару взад и вперед прогуливался полицейский.

Вскоре мне удалось обнаружить совсем рядом с тротуаром, в куче мусора, покрытой пеплом, полуобгоревшую ручную швейную машину. В ту пору я зачитывался Сальгари; книжки его были выставлены в витрине книжного магазина — и вот возможность завладеть машиной пробудила во мне радостную надежду: за машину я выручу столько, что, пожалуй, смогу купить все книжки, которые мне хотелось приобрести. Я достал длинную, толстую проволоку, сделал на конце крючок и всякий раз, как только полицейский поворачивался ко мне спиной и отходил к углу, сильным рывком подтягивал к себе машину и мало-помалу окончательно вытащил ее на тротуар. Тогда, воспользовавшись удобным моментом, когда полицейский отошел, я подцепил машину проволокой — она была еще слишком горячей, чтобы взять ее в руки, — и бросился бежать вниз по улице, напуганный собственной смелостью.

…я подцепил машину проволокой и бросился бежать вниз по улице…

У ближайшего угла я наткнулся на невысокого, бедно одетого мужчину, который, увидев меня, вдруг повернул и побежал вместе со мной. На бегу он твердил: