Маркос Рамирес

Ликуя от радости, я взял на плечо свернутое одеяло Леонидаса и пошел рядом с ним, как только паровозный свисток дал сигнал отправления. Очутившись среди добровольцев, слыша непрерывное солдатское «ура!» и оживленный говор толпы, я, по правде говоря, почувствовал себя настоящим героем — грудь моя чуть не лопалась от гордости и восторга. Я тоже иду на войну!..

Но, признаться, у широкого подъезда вокзала пыл мой несколько поостыл.

Одна из знатных сеньор, снабжавших солдат освященными образками, взглянула на меня и в крайнем возмущении воскликнула:

— А этот малыш куда? Неужели его берут с собой? Какое варварство!

Я похолодел от страха. Но из затруднительного положения меня вывел маримберо, который, изобразив на лице великую скорбь, жалобным тоном промолвил:

— Мы — бедные сироты, сеньора. Он — мой меньшой братишка, мне не с кем его оставить, все знают, что он малость придурковат… А может, вы, сеньора, возьмете его к себе?

— Что вы! Что вы!.. Я не могу!.. — испугалась важная дама и поспешила повесить мне на грудь образок, бормоча с озабоченным видом: — Бедное дитя!.. Да сохранит его и защитит от пуль господь бог!..

Солдаты от души расхохотались, потешаясь над «добрыми намерениями» сеньоры-аристократки. Я же, забившись в темный угол товарного вагона, почувствовал себя в полной безопасности, лишь заметив, что поезд тронулся и, набирая скорость, стал удаляться от столицы.

Первая остановка была ночью в Оротине. На станции собралось множество людей, бурно приветствовавших добровольцев. Выйдя из вагона, я истратил двадцать пять сентаво, полученных от матери, на апельсины и раздал их землякам. Потом разузнал, с какой стороны вагона появится море. И когда поезд тронулся, я сел в дверях вагона, высматривая, когда в ночной темноте откроется великое чудо.

Под влиянием книг и картинок у меня создалось довольно ясное представление о море, но я горел желанием увидеть море воочию и насладиться его созерцанием.

Первые порывы морского бриза, которые донесли теплоту, насыщенную влагой и солью, и неведомые мне нежные ароматы, взбудоражили мое воображение и заставили в томительном ожидании напряженно вглядываться в даль. Вскоре я услышал рокочущий, неясный шум прибоя, и мне удалось различить впереди уходящую влево, в неизвестность беспокойную пенистую кайму набегавших на берег волн. И вот тогда я смог угадать затерянную в тенях ночи всю необъятность моря. Здесь, совсем близко, раскинулся передо мной морской простор с невиданными чудовищами, коралловыми островами и скрытыми от людских глаз жемчужинами! Море пиратов Сальгари!

В Пунтаренас мы прибыли поздно, и нас тотчас разместили в старой деревянной школе. Укрыться мне было нечем — впрочем, я и не нуждался в одеяле: нестерпимая жара тихоокеанского побережья вскоре заставила меня искать прохладу во внутренней галерее здания. Там я и уснул близ высоких пальм, поднимавшихся из сумрака патио. На другой день спозаранку я отправился с солдатами на берег и хотя еще было темно, поспешил окунуться в море. Так весело было барахтаться в этой солоновато-горькой, бурлящей воде, чувствовать под ногами песок и играть с шаловливыми волнами!

Меж тем на востоке заиграла заря — неожиданное, дивное, не забываемое зрелище! На горизонте внезапно показался, словно выплыл из моря, вспыхнувшего алым пламенем, громадный и величественный огненный диск; рассеялся туман, золотом сверкнули облака, прояснилось небо. Перед моими изумленными глазами справа возникли освещенные солнечными лучами высокие трубы двух больших судов, бросивших якорь на рейде перед маленьким молом, а вдали, на горизонте, — чарующие островки Никойского залива и несколько крошечных белых парусов, казавшихся неподвижными среди морской глади.

День наступал, а я все еще не мог оторваться от чудесной картины. Снова и снова я бросался в воду и без устали бегал по берегу за крабами и другими причудливыми обитателями этих мест или следил за тяжелым полетом странных большекрылых птиц, кричавших в вышине и камнем падавших на волны за добычей. Наконец я почувствовал голод. Вспомнив о завтраке, я поспешно оделся и пошел разыскивать свой отряд на улицах города.

На каждом углу я наталкивался на группы незнакомых солдат и узнал, что до нашего приезда сюда прибыло несколько подразделений, в том числе один отряд из Санто-Доминго и один — из города Эредиа[61], причем последний состоял почти целиком из сыновей богатых родителей и был отлично снаряжен.

В омерзительной «обжорке» близ лагуны Эстеро я встретил солдат-земляков, которые уже были заняты завтраком, — к ним я и подсел. Все тут было невероятно грязно и засалено, над колченогим столом вился темно-синий рой мух. Мне стало так тошно, что я отказался от еды, хотя со вчерашнего дня у меня куска во рту не было, и решил снова побродить.