Во всей предшествующей истории Германии такого класса не было. Каждый новый класс начинал осознавать себя и выдвигать свои особые требования не тогда, когда он лишь находился в положении угнетенного класса, а тогда, когда возникал другой класс, в отношении которого первый сам оказывался в положении угнетателя. В результате «каждый класс, как только он начинает борьбу с классом, выше его стоящим, уже оказывается вовлечённым в борьбу с классом, стоящим ниже его. Поэтому княжеская власть находится в борьбе с королевской, бюрократ – в борьбе с дворянством, буржуа – в борьбе с ними со всеми вместе, а в это время пролетарий уже начинает борьбу против буржуа» [1, т. 1, с. 426 – 427].
Однако пролетариат занимает совершенно особое положение в обществе. С его появлением происходит быстрое развитие «класса, скованного радикальными цепями
, такого класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества; такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие её универсальных страданий и не притязает ни на какое особое право, ибо над ней тяготеет не особое бесправие, а бесправие вообще… одним словом, такой сферы, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путём полного возрождения человека. Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат… Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка. Требуя отрицания частной собственности, пролетариат лишь возводит в принцип общества то, что общество возвело в его принцип, что воплощено уже в нём, в пролетариате, помимо его содействия, как отрицательный результат общества» [там же, с. 427 – 428].Так впервые на рубеже 1843 – 1844 гг. Маркс формулирует одно из величайших открытий научного коммунизма – открытие исторической миссии пролетариата
как единственного в истории класса, который в силу своего объективного положения борется не за установление собственного господства над обществом в смысле некоей новой, на этот раз уже якобы от самого пролетариата исходящей формы гнета, а за ликвидацию всякого господства и всякого угнетения. Революционное самоосвобождение пролетариата становится тождественным освобождению всего общества, общечеловеческой эмансипации. Это коренным образом отличает пролетарскую революцию от всех предшествовавших ей в истории революций.Итак, пролетариат есть та реальная сила, которая способна и самой историей призвана осуществить «человеческую эмансипацию». Но «подобно тому как философия находит в пролетариате своё материальное
оружие, так и пролетариат находит в философии своё духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, свершится эмансипация немца в человека… Голова этой эмансипации – философия, её сердце – пролетариат. Философия не может быть воплощена в действительность без упразднения пролетариата, пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действительность» [1, т. 1, с. 428 – 429].Здесь отчетливо сформулирована мысль о необходимости соединения революционной теории с практикой борьбы революционного класса
. Только овладев такой теорией, пролетариат становится грозной силой, ниспровергающей отношения частной собственности и эксплуатации. И лишь в революционной борьбе пролетариата научная философия перестает быть только философией и превращается в духовное оружие практической борьбы и достигаемых в ее ходе преобразований.Так Маркс осуществляв в «Немецко-французском ежегоднике» свой программный принцип: посредством критики старого мира найти новый мир. Отнюдь не намереваясь доктринерски пророчествовать о будущем, он раскрывал перспективы реальной борьбы и в сфере теории, и в сфере практики.
Как уже отмечалось, обе статьи Маркса, помещенные в «Ежегоднике», были несвободны от влияния фейербаховского антропологизма. Принципиально новое содержание этих работ еще не отлилось в новую, соответствующую ему форму. Задача пролетарской революции формулируется пока преимущественно как задача уничтожения отчуждения и воплощения в жизнь гуманизма. В том же духе ставится вопрос и применительно к Германии: «Единственно практически
возможное освобождение Германии есть освобождение с позиций той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека» [1, т. 1, с. 428].