Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

«Я, – пишет Сорель, – рассматриваю насилие только с точки зрения его идеологических последствий… с тем чтобы трудящиеся видели в экономических конфликтах обесцвеченные образы великой битвы, которая решит участь будущего»[598].

Все это возможно при одном условии:

«Если класс капиталистов ведет себя энергично и постоянно демонстрирует свою волю к защите, то своим откровенным и узаконенно реакционным поведением он – не меньше, чем пролетарское насилие, – способствует наглядному выявлению раскола общества на классы, а это-то и есть вся та основа, на которой возникает социализм»[599]

.

Таким образом, если пролетарское насилие имеет следствием выявление раскола общества и направление борьбы между капиталистами и наемными работниками в русло честной войны, то политика в своей совокупности, напротив, ведет дело к подавлению и затушевыванию каких бы то ни было факторов, вносящих ясность в социальный антагонизм. Для достижения этой цели политика не только использует силу, но и все больше прибегает к эффективным и изощренным инструментам убеждения и подкупа: «В силу общей тенденции извечная жестокость заменяется изворотливостью»[600]. Предпосылкой критики демократии Сорелю служит неопровержимый, как ему представляется, факт: парламентарно-демократический строй не просто держится на коррупции, взятках, но и не допускает самой возможности существования других институтов, основывающихся на других принципах, а потому старается низвести их до собственного уровня. Сорель прослеживает историю отношений между правительством и профсоюзами во Франции – от корыстного покровительства Вальдека-Руссо до социальной политики Мильерана, который полагал, что трудовые конфликты можно разрешить с помощью

арбитража. Пролетарское насилие по замыслу есть ответ на изворотливость политиков, ответ, который знаменует отказ от использования политики как таковой, сводящейся теперь, по мысли Сореля, просто к коррупции. Сами капиталисты в этом смысле должны были бы быть заинтересованы в восстановлении более прозрачной логики классового противоборства.

«Это насилие, – пишет Сорель, – вынуждает капитализм заботиться исключительно о своей производительной функции и ведет дело к возрождению у него былых воинственных свойств. Развивающийся и крепко организованный рабочий класс может заставить класс капиталистов сохранять боевой пыл в борьбе, которая ведется в сфере промышленности. Если против богатой и алчной до завоеваний буржуазии поднимется единый революционный пролетариат, то капиталистическое общество достигнет своего исторического совершенства»[601]

.

Так пролетарское насилие становится важнейшим фактором марксизма: оно служит единственным инструментом, способным возродить идеальную модель социального антагонизма, описанную Марксом, и не допустить, чтобы революция разразилась в период упадка. Коррупцией, однако, затронут не только лагерь противника, то есть буржуазии: зло это проникает и в ряды рабочего движения, порождая там путаницу и замешательство. Социалисты-реформисты стараются добиться успеха, сохраняя старые революционные формулы, но в корне искажая их смысл: