Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Поворот в его позициях отчетливо выразился в сближении с синдикалистским течением, группировавшимся вокруг организации «Мувман сосьялист» Лагарделя. Но еще до этого признаки поворота проявились в некоторых статьях, написанных Сорелем в 1902 году для журнала Колаянни «Ривиста пополаре ди политика» в виде комментария к парламентским выборам, состоявшимся в том году. Так, он писал на страницах названного журнала:

«Процесс Дрейфуса можно уподобить ожесточенной рекламно-коммерческой схватке двух соперничающих торговых фирм… До процесса Дрейфуса было много людей, которые со всей искренностью верили, что политическими партиями… руководят самые благородные силы и принципы… Теперь стало видно, что все это идеологическое сооружение было очень поверхностным и что политика – на деле – сплошная грязь. В душах людей воцарилась своего рода растерянность»[581]

.

Так исчезли последние из элементов, на которых основывалась вера Сореля в способность марксизма завоевывать все новые позиции в качестве «юридической системы». Демократия оказалась не инертным полем: в ней выявились тенденции, представляющие опасность для рабочего класса. Общий вывод, который сделал из всего этого Сорель, состоял в том, что «все теперь ввергнуто в беспорядок; не осталось ничего необходимого, никакое предвидение невозможно»[582].

Что касается развития экономики, то и здесь происходило ослабление фактора, который Сорель считал наиболее характерным для капитализма, – тенденции к прогрессу производства. В экономической системе все больше происходила ориентация на образование трестов, а в глазах Сореля это было возвратом к «феодальным» образцам. В то же время империализм, олицетворяя собой преодоление конкурентной фазы капитализма, стремился к смягчению социальных противоречий путем обращения к формам солидарности[583]

. В результате классовая борьба переставала быть фактом противоборства исключительно капиталистов и рабочих. В пролетарском лагере происходило «подчинение собственно социалистического элемента элементу политико-радикального свойства»[584], сопровождавшееся образованием рабочей аристократии. Из этого вытекала опасность заключения боевого классового потенциала в рамки системы, лишающей его революционной природы. Причем эта опасность, как считал Сорель, таилась не только в специфически французской ситуации: итальянский и германский примеры (не говоря уже об английском) доказывали, что рабочий класс стоит перед лицом нового феномена всемирно-исторической значимости. Принципиально верной психологически-гносеологической позицией по отношению к нему мог быть, на взгляд Сореля, только пессимизм

, иначе говоря, отказ от выискивания каких бы то ни было позитивных тенденций в действительности. Теоретически эта позиция определяется во введении к «Размышлениям о насилии» следующим образом: «Пессимист рассматривает социальные условия как систему, жестко скрепленную железным законом, из-под власти которого невозможно ускользнуть и который может исчезнуть единственно в результате катастрофы, способной смести систему целиком»[585].

Пессимизм устремляет внимание исследователя к еще одному, более глубокому историческому принципу – принципу естественности упадка обществ и искусственного (в смысле искусственно сконструированного) их величия.

«Человечество, – пишет Сорель, – порой выходит из состояния посредственности под энергичным нажимом некоторых принудительных обстоятельств, но… вновь впадает в него, если оказывается предоставленным власти собственных тенденций; отнюдь не невозможно, следовательно, что будущее утонченных и пришедших в полный упадок обществ будет походить на далекое прошлое первобытных народов»[586].

Однако возникновение новых исторических фаз нельзя предвидеть: