Именно благодаря подобной аргументации в анализе отношений между колониальной системой и капитализмом на первый план выступало перепроизводство и «крах», тогда как другой аспект (который будет полностью осмыслен и выражен лишь в начале XX века) – роль колониальной экспансии как необходимого дополнения к существованию капитализма – оставался в тени. Но более активные поиски причин и характеристик колониальной политики начнутся только тогда, когда она обретет новое лицо в рамках «мировой политики».
2. Мировая политика и капитализм конца столетия
Несмотря на уверенность Бебеля в неминуемом кризисе капитализма, систематически выработанной теории по этому вопросу в трудах Маркса и Энгельса не имелось. Критики Бернштейна были правы, когда упрекали его в том, что он «торопит» разработку теоретического наследия марксизма с целью идеологической полемики, касающейся политических прогнозов немецкой социал-демократии.
Однако существовали возможность идеологического выбора, распространенные мнения, комплекс разделяемых многими убеждений, согласно которым капитализм уступит место социализму в условиях гигантского кризиса. В конце века, в частности, в связи с психологической напряженностью, нередко свидетельствующей о переходе «от одного века к другому», утвердилось представление о капитализме как о вроде бы уже не связанном с принципами свободной конкуренции. Все более распространялась идея об упадке всей системы ценностей и отношений, которая столь долгое время вырабатывалась в рамках всемирного сценария[963]
.«Никогда еще в мировой истории, – писал Гайндман, – не было периода одновременно и необыкновенного и волнующего, как тот, в который мы сейчас вступаем. Европа, Азия, Африка, Америка – все связаны одной великой цепью, и все, что происходит в каком-то из уголков мира, может серьезно повлиять на международные отношения государств на всей планете»[964]
.Тем не менее конечный результат «шедевра» капитализма, то есть объединение мирового рынка, достигался в беспокойной обстановке. Пять или шесть лет в конце XIX и начале XX века были насыщены политическими и военными событиями: от англо-бурской войны до интервенции великих держав в Китае, от испано-американской войны до англо-французского фашодского кризиса и, наконец, конфликта между Россией и Японией. Это требовало от социалистического международного движения внимательного анализа всего того, что отмирало, обновлялось или рождалось заново.
Первым событием, поразившим мир, являлся, несомненно, упадок Англии. Держава, которая в течение долгих лет служила ориентиром для европейского демократического движения и давала традиционный пример борьбы против абсолютизма, испытывала теперь двоякие перемены. С одной стороны, она, несомненно, потеряла монополию в международной торговле, с другой – вроде бы рождалась новая коллективная психология, проникнутая духом насилия и национализма. Макс Беер, один из самых вдумчивых обозревателей международной политики, так писал в «Нойе цайт» о масштабах этих изменений в плане мировой истории:
«До 1875 года Англия целиком господствовала на мировом рынке. Торговля и промышленность приносили ей доходы, которые сегодня кажутся нам баснословными… Борьба за Трансвааль, завоевание которого должно было составить основу мощной империи, – это пятый акт одной из самых грандиозных драм мировой истории… Сегодня мне более, чем когда-либо, ясно, что современная Англия не отличается нормальным здоровьем, а, скорее, устала и находится в состоянии упадка… Социальному прогрессу она уже ничего дать не может. А ведь именно этот прогресс мог бы спасти от унижения англичан, которые некогда обучали мир азам в политике и промышленности. На наших глазах происходят изменения огромной важности»[965]
.