Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Конечно, аналогии между различными формами массового движения в Центральной и Западной Европе (Arbeiterräte, Shop Stewards Commettees, рабочие Советы и т.д.) и Советами в России оказывались зачастую поверхностными и поспешными. Однако это не исключает того, что тема Советов, отнюдь не являясь достоянием только некоторых западных экстремистских групп [которые затем будут отстаивать ее как свою собственную – например, голландские «трибунисты», германская группа «Arbeiterpolitik» («Рабочая политика»)], в период зарождения мирового коммунистического движения была той характерной формой, которую взяло на вооружение идеологическое руководство большевиков и которая была затем дополнена результатами исследований, проведенных самостоятельно отдельными направлениями западноевропейской марксистской мысли[945].

Таким образом, перед нами программа с четко выраженными основными положениями, а также стратегия будущих действий, которым, похоже, удавалось привлечь на свою сторону небольшие, но достаточно однородные левые революционные организации, даже если они были глубоко различны по своим организационным принципам (они отразились в разногласиях, которые возникли между большевиками и спартаковцами относительно времени создания нового Интернационала) и часто по несходным тактическим оценкам. Главной исторической задачей периода формирования международного коммунистического движения было овладение этим теоретическим и стратегическим наследием с помощью партий и массовых движений капиталистического мира. Одобренные I конгрессом III Интернационала программные положения, разработанные большевиками на основании их опыта и ознакомления с теоретическими и политическими работами представителей левых революционных сил Запада, положения, понимаемые хотя бы отчасти как некая абстрактная модель, изменялись, иной раз теряя свою остроту, но одновременно и обогащаясь при взаимодействии с реальными силами и движениями, которые Октябрь пробудил к жизни во всем мире. История первого года существования Коммунистического Интернационала – это, в сущности, история сложных и напряженных сопоставлений. Попробуем рассмотреть ее в ее различных национальных формах, взяв за основу ту карту «партий, групп и течений», о которой говорилось в обращении 24 января 1919 года.

2. Кого принимали в III Интернационал

Прежде всего в документе наряду с русской большевистской партией было названо десять уже существовавших национальных коммунистических партий, пять из которых фигурировали как подписавшие обращение о созыве «I конгресса нового революционного Интернационала». Все эти партии были перечислены Лениным в письме к Чичерину и названы как партии, которые «мы имеем полное основание считать уже стоящими на базе III Интернационала и достаточно солидарными для

формального основания III Интернационала»[946]

, но которые еще далеко не представляли собой однородного блока. Там же перечислялись партии ряда бывших областей Российской империи, история которых вот уже много времени, и уж во всяком случае начиная с 1917 года, была тесно связана с политической и организационной деятельностью русских большевиков, хотя каждая из них по этническому и социальному составу отражала соответствующие национальные черты; для других партий отделение от Российской империи закрепило часто отнюдь не второстепенные различия идеологических устремлений и организационных концепций с русской партией большевиков. Так было отчасти с Коммунистической партией Финляндии, которая (единственная из партий – организаторов III Интернационала) имела за плечами опыт поражения в революции, и это позволило ей резко, с почти сектантских позиций заявлять о своих позициях, противопоставляя их социал-демократическим традициям, которые, благодаря влиянию немецкой и шведской политической культуры, также оставили заметный след в истории Финляндии. Не случайно пять тезисов, одобренных учредительным съездом Компартии Финляндии в конце августа 1918 года, свидетельствовали о полном отказе от «старой парламентской, профсоюзной и кооперативной практики»[947] финского дореволюционного рабочего движения, что уже было признаком экстремизма, который впоследствии критиковал Ленин.