Положение о переходе от профессионального принципа организации к производственно-отраслевому было самым значительным вкладом этого нового течения профсоюзного движения. Ленин и особенно Радек, признавая прогрессивный характер этого перехода, вначале недооценивали его значение и считали, что осуществить его в ближайшие годы невозможно[1030]
. Напротив, Антонио Грамши, который был весьма далек от концепций левого коммунизма, считал объединение рабочих и крестьян по производственным единицам (фабрика, сельскохозяйственная ферма, деревня, город, район, страна) «естественным отражением классовой борьбы в странах с наиболее интенсивным капиталистическим развитием»[1031]. Анджело Таска же, еще более далекий от левого коммунизма, чем Грамши, видел в перестройке профсоюзов по производственному принципу одну из основных обязанностей фабричных комитетов и условие для того, чтобы профсоюзы могли стать одной из главных организационных основ диктатуры пролетариата[1032]. Позднее, как известно, постепенно утвердился принцип организации профсоюзов по производственным отраслям. На II конгрессе Коминтерна дискуссия о профсоюзах завершилась принятием резолюции, обязывавшей коммунистов работать в старых профсоюзах и кратко перечислявшей условия, при которых допускалось создание новых профсоюзов, а именно: когда центральное реформистское руководство распускало местные революционные профсоюзы или когда узость его «кастовой» политики препятствовала массовому вступлению в организацию неквалифицированных рабочих[1033].Если на II конгрессе были устранены разногласия по вопросу о парламентаризме, то по вопросу о создании революционных профсоюзов этого добиться не удалось; в Коминтерне его обсуждение продолжалось до середины 30-х годов и было иногда весьма бурным. Разногласия обострились из-за красного Профсоюзного Интернационала; это отражало противоречивость позиции Коммунистического Интернационала по отношению к профсоюзному единству: если в условиях некоторых стран, по мнению Коминтерна, следовало оставаться в старых профсоюзах, то тот же Коминтерн выступал за выход национальных профсоюзных организаций, возглавляемых большевиками, из международной конфедерации в Амстердаме, чтобы вместе с революционным меньшинством других профсоюзов создать самостоятельный революционный Профсоюзный Интернационал.
3. Вопрос о путчах
Краеугольным камнем программы III Интернационала с момента его возникновения был вопрос о признании вооруженного восстания единственным путем к победе пролетарской революции. Если большевики продемонстрировали способность умело выбрать благоприятный для переворота момент (причем в июле 1917 года они своевременно пресекли стихийное желание петроградских рабочих и солдат начать сражение), то революционные немецкие рабочие в 1919 году в течение нескольких месяцев участвовали в вооруженных столкновениях, которые были обречены на поражение. Национальная конференция 1919 года откликнулась на этот опыт принятием резолюции, осуждавшей «путчизм». Отметив, что фаза, когда действия преимущественно политического характера могли завершиться благополучно для пролетариата, прошла, резолюция квалифицировала «путч» следующим образом:
«Крупные политические выступления (всеобщие забастовки или вооруженные выступления) могут сегодня увенчаться успехом лишь тогда, когда они охватывают наиболее важные экономические области страны или всю страну. Менее крупные по масштабам выступления с политическими целями, направленные на завоевание пролетариатом политической власти, являются „путчем“»[1034]
.Отношение к «путчам» было одной из причин, приведших к расколу в Гейдельберге, несмотря на то что левое крыло, которое впоследствии будет называться Коммунистической рабочей партией Германии (КРПГ), отвергло обвинение его в «путчизме». Действительно, опыт КРПГ (как и левых коммунистов Болгарии) был «путчистским» по характеру в отличие от позиций Бордити и был прямо противоположен разработкам Паннекука, который был крупнейшим теоретиком левых коммунистов. На путчистский характер политики Коммунистической рабочей партии Германии в сентябре 1920 года обращал внимание и Лукач, который еще в июле писал о неизбежности повторения стихийных революционных выступлений и в их подавлении видел «лишь промежуточный этап на пути к окончательной, реальной победе»[1035]
. Иногда желание «ускорить революционный процесс» мотивировалось необходимостью оказать помощь России[1036].