Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Если теоретические работы 1919 – 1920 годов Паннекука, Гортера и Лукача продолжают и поныне обогащать социалистическую мысль, то политика, которую предложили и которой следовали левые коммунисты, явилась не только завершенной главой истории, но и заводила в тупик. Разногласия между ними и большевиками и спартаковцами касались главным образом вопроса об установлении границы «справа» для тех, кто собирался вступить в Интернационал, а также позиции в отношении парламентаризма и профсоюзов. До середины 1920 года в Германии, во Франции и в Чехословакии у III Интернационала было незначительное число последователей. Мысль Ленина о том, что Коммунистический Интернационал завоюет на свою сторону массы через головы старых руководителей, оказалась нереальной; напротив, подтвердилась концепция Радека, в которой основной упор делался на завоевание левых течений (вместе с их руководителями), социалистических партий (в Германии НСДПГ). Левые коммунисты в принципе отвергали эту концепцию. По мнению Гортера, Западной Европе были нужны партии-ядра, очень прочные, однородные по составу, сильные, пожалуй, даже небольшие поначалу[1023]

. Различие между левым и «оппортунистским» течениями Паннекук выразил следующим образом:

«Одно из этих течений думает революционизировать и просветить умы словом и делом и стремится, следовательно, четко противопоставить новые принципы старым концепциям; другое стремится вовлечь в политические действия массы, которые пока стоят в стороне, стремится избежать всего, что может оттолкнуть массы, выделяя при этом главным образом то, что их сближает, а не разъединяет. Первое стоит за несомненное разделение, второе за объединение масс»[1024]

.

Как видно из сказанного, левые коммунисты намеревались создать на Западе коммунистические партии по большевистской модели именно тогда, когда большевики встали на точку зрения, согласно которой эти партии должны были стремиться к увеличению собственной численности, завоевывая массовую базу. Лукач сравнил приток в большевистскую партию новых членов с притоком левых социалистов в Коммунистический Интернационал в период, когда обсуждалось 21 условие приема. Он подчеркнул, что в то время, как большевики завоевали на свою сторону «бесформенную» массу (formlos), спартаковцы завоевали целиком НСДПГ, и в этом он видел известную опасность[1025]

. Таким образом, в то время как в Коминтерне вырабатывалась линия на создание партий, которые должны были бы опираться на те массы, которые в ту пору можно было привлечь программой, левые коммунисты откладывали завоевание масс на последующий период, то есть на тот, когда можно было бы добиться их поддержки во имя чисто революционных принципов.

Другим дискуссионным моментом было отношение к парламентаризму. Дискуссия здесь шла в тактическом, а не в программном плане, так как обе стороны заявляли о своей готовности ликвидировать парламент и создать систему Советов. Впрочем, и в тактическом плане расхождение не было абсолютным: действительно, большевики допускали возможность бойкота выборов и неучастия в парламенте, а левые коммунисты со своей стороны допускали возможность участия в выборах. Тем не менее для большевиков, спартаковцев и некоторых других участие было правилом, а бойкот исключением, а для левых коммунистов – наоборот. При первом же серьезном столкновении по этому вопросу на учредительном съезде Коммунистической партии Германии в декабре 1918 года Евгений Левине заметил, что невозможно объяснить членам партии, как это можно быть за ликвидацию парламента и одновременно за участие в выборах.

«Мы здесь, может быть, и могли бы объяснить товарищам, по какой причине можно выступать против Национального собрания и в то же время за участие в выборах. Но эти товарищи потом будут не в состоянии объяснить того же своим товарищам по работе. Конечно, массы мыслят примитивно»[1026].