Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Из этой концепции задач различных составляющих революционного движения предположительно следовал важный вывод: наряду с утверждением возможности построения социализма в России, независимо от победы революции в крупных капиталистических странах и колониях, логически признавалась сравнительная самостоятельность (пока еще и первостепенность) мировой революции относительно русской революции, а следовательно, и бóльшая теоретическая, политическая и организационная автономия коммунистических партий, а также необходимость соответствующей перестройки их международной организации. Теперь можно было вновь оспаривать самое понятие «всемирная партия». Рассмотрение проблемы под таким углом зрения было близко Бухарину; именно эта проблема была в основе попыток реформы и децентрализации организации Коммунистического Интернационала, осторожно предложенных в 1926 году. Эти попытки провалились не только в результате поражения, которое потерпел Бухарин в русской компартии (а затем отстранен от дел Интернационала), но и потому, что сама структура «всемирной партии революции» заключала в себе «механизм», который отводил самому сильному члену этой организации решающую роль независимо от его собственных намерений. Этот центростремительный механизм не был ни придуман, ни навязан русскими коммунистами. Он, как мы видели, явился порождением объективной ситуации, в которой решение о максимальной централизации могло показаться функциональным как с точки зрения гипотезы о неизбежности международной революции, так и с точки зрения гипотезы о наступлении фазы застоя и подготовки к этой революции. Однако несомненно, что это дало большевикам еще большую власть, чем это, естественно, следовало из их политического и морального престижа, а также из того факта, что все бремя расходов и значительная часть организационной работы аппарата Коминтерна ложились на их плечи. Этой властью русские коммунисты научились пользоваться как средством прежде всего во внутренней борьбе в своей партии (особенно цинично это выглядело, когда председателем Исполкома Коминтерна был Зиновьев, причем нерешительность Бухарина в использовании этой власти была одной из причин, объяснявших, каким образом относительно быстро и безболезненно фракция Сталина после 1928 года взяла Коминтерн под свой контроль). Затем, по мере того как в СССР завершалось слияние партии и государства и с упрочением власти Сталина, прекратились открытые конфликты внутри ВКП(б), большевики научились все шире использовать эту власть в рамках государственной Realpolitik, которая прежде всего была направлена на избавление СССР от участия в военных конфликтах между империалистическими странами и использование потрясавших эти страны противоречий.

На самом деле этот процесс не был столь быстрым и равномерным, как его иногда пытаются представить. Как будет видно далее, его всегда смягчали и противодействовали ему самые различные обстоятельства. Однако несомненно, что еще до политического поражения Бухарина в Коминтерне сложилась концепция мировой революции, которая видела в СССР (воспользуемся определением программы 1928 года) «международный движитель пролетарской революции», «основу всемирного движения всех угнетенных классов, …самый значительный фактор мировой истории»[1069]

. И коль скоро затем говорилось, что угроза войны является «наиболее характерной чертой настоящего момента, рассматриваемого в его совокупности»[1070]

, не только защита СССР приобретала более чем когда-либо первостепенное значение, но и с еще большей настойчивостью выдвигалось

«требование об общей координации (движения) из единого руководящего центра. С другой стороны, направлению, которое видело в войне окончательное решение капиталистических противоречий, трудно отказать в справедливости утверждения, что руководство должен осуществлять только обладающий реальной силой член социалистического лагеря, а именно опять-таки Советский Союз»[1071]

.

В 1929 году международная обстановка еще более способствовала закреплению этой чрезвычайно односторонней точки зрения на революционный процесс. После того как разразился мировой экономический кризис, концепция построения социализма в одной, отдельно взятой стране все настойчивее подается как глобальная теория мировой революции