Весьма обеспокоило и смутило меня то, что Благая Весть в Виттенберге подвергается поношению. Все скорби, что мне уже случалось претерпеть – в сравнении с этой ничто. С радостью заплатил бы я за это жизнью, ибо ни Богу, ни миру мы не можем ничего ответить за происшедшее. Здесь действует дьявол. Что же до меня – мое благовестие не от человеков. Уступки порождают только презрение. Я не уступлю дьяволу ни пяди. Уже достаточно сделал я для Вашей светлости, почти год оставаясь в укрытии. Так я поступал не из трусости. Дьяволу известно: я поехал бы в Вормс, даже встань на моем пути столько бесов, сколько черепиц на крыше – так и теперь поеду в Лейпциг, хоть бы там девять дней подряд шел дождь из герцогов Георгов!
Образ многодневного дождя из герцогов Георгов сам по себе заслуживает внимания; однако вера и бесстрашие Лютера проявляются здесь ярко, как никогда. Он знает, что исполняет волю Божию – и идет вперед без страха, с поразительной отвагой. Сейчас он настолько уверен, что идет с Богом к Божьим целям – а значит, не может ошибаться, – что разговаривает с Фридрихом по меньшей мере надменно:
Хочу сообщить вам, что еду в Виттенберг под защитой более надежной, чем защита Вашей светлости. У вас я защиты не прошу: скорее мне защищать вас, чем вам меня. Если бы думал я, что лишь от вас следует ждать защиты – не поехал бы. Но это не дело меча – это дело Божье, и вы не сможете меня защитить, ибо слабы в вере… Просто оставьте это Богу. Если меня пленят или убьют, вашей вины в этом не будет. Как князь, вы обязаны повиноваться императору и не оказывать ему сопротивления. И использовать силу не вправе никто, кроме тех, кому это поручено законом. Все иное – мятеж против Бога. Надеюсь лишь, что вы не станете выступать моим обвинителем. Если оставите дверь открытой, этого будет достаточно. Если же от вас начнут требовать чего-то большего, я сообщу вам, как поступить. Если у Вашей светлости есть глаза, вы узрите славу Божию[324]
.Слова по меньшей мере сильные. Лютер определенно не сомневался в том, что Господь воинств реален и на его стороне – иначе не осмелился бы заявить человеку, столь долго его защищавшему, что теперь вера Лютера (иначе говоря, Бог) будет защищать самого Фридриха. И далее он говорит не только о защите, но и о славе Божьей.