Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Итак, на следующий день Лютер и его товарищи вернулись в дом Фуггеров к Каэтану и обратились к кардиналу с просьбой позволить Лютеру представить письменный ответ. Вчера были подняты два жизненно важных вопроса, сказали они, и лучше обсуждать их на бумаге – так будет яснее. Но Каэтан был решительно против. То, что переговоры с Лютером затянулись до следующего дня, уже сильно его разозлило. Полученные им инструкции были просты: получить от Лютера письменное отречение, отвезти его в Рим – и конец истории. Мысль провести еще день в пререканиях с этим бесстыжим монахом – и неизбежно впутаться с дискуссию с ним по существу, в которой Каэтан не чувствовал себя уверенно – едва ли его привлекала. Но в конечном счете выбора у Каэтана не было. Отрекаться Лютер не желал. А Каэтану нужно было уладить дело – и, без сомнения, внутренне содрогаясь и проклиная все на свете, он неохотно согласился принять письменное объяснение.

На третий день, 14 октября, Лютер вернулся на квартиру к Каэтану вместе со своей «свитой»: теперь в нее вошел и Филипп фон Фейлитцш, один из советников Фридриха, приехавший в Аугсбург специально на выручку Лютеру. Лютер представил Каэтану текст в свою защиту, а Фейлитцш самым серьезным тоном, «от имени государя», напомнил кардиналу, что, еще обсуждая возможность суда над Лютером в Риме, император Максимилиан потребовал для него «справедливого и милосердного суда». Однако здесь терпение кардинала лопнуло: он взорвался. Спокойствие, мягкость, «отеческий» тон – все исчезло без следа; настало время крика и скандала. Дальнейшее Лютер в письме к Спалатину описывал так:

В конце концов легат гневно швырнул мою бумагу мне в лицо и снова завопил, требуя от меня отречения. Он считал, что я обескуражен и разбит той пространной речью, что извлек он из историй святого Фомы[145]

. Добрый десяток раз пытался я что-то сказать – но каждый раз он рявкал на меня в ответ и вновь овладевал беседой. Наконец я тоже начал кричать, говоря: «Если мне покажут, что [папская булла «Unigenitus dei filius»] учит, что Христовы заслуги составляют сокровищницу индульгенций, тогда я отрекусь, как вы желаете». О Боже, какой тут начался хохот и махание руками!

Кардинал и его приближенные, как видно, сочли Лютера просто упрямым дурнем, не имеющим представления о том, с кем он взялся бодаться. Папский указ 1343 года, который Каэтан привел в свою защиту накануне, звучал достаточно невнятно и не всегда включался в церковные каноны; по-видимому, Каэтан и его команда надеялись, что Лютер с ним незнаком и проглотит этот аргумент не жуя. В папской булле написано!.. – о чем тут еще спорить? На том и делу конец. Но все предыдущие пятнадцать лет в университете, а затем в монастыре Мартин Лютер не семечки лущил. Буллу эту он прекрасно знал – и немедленно опроверг слова кардинала, заявив, что в булле нет того, что кардинал ей приписывает. Послушаем рассказ самого Лютера дальше:

Здесь я прервал его: «Взгляните, достопочтеннейший отче, и рассудите сами внимательно, что значит это слово: “Он приобрел”. Если Христос своими заслугами приобрел сокровищницу, значит, заслуги и сокровищница – разные вещи; сокровищница есть то, что приобретается заслугами, то есть ключи Церкви; а значит, мой тезис верен».

Лютер в совершенстве знал латынь, на которой была написана папская булла, так что запутать его не удалось. Смысл буллы был совсем не тот, какой приписывал ей кардинал. Лютер продолжает – и в рассказе его слышится нескрываемая гордость: