Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Здесь [Каэтан] вдруг смутился – и, поскольку ему не хотелось выглядеть смущенным, постарался поскорее спрыгнуть с этой темы и перейти на другой предмет. Я, однако, в волнении его прервал (уверен, что не слишком почтительно): «Достопочтеннейший отче, зря вы думаете, что мы, немцы, ничего не смыслим в грамматике! Между “быть сокровищницей” и “приобрести сокровищницу” разница несомненна и велика!»

Итак, Лютер одержал над Каэтаном верх – и, более того, не удержался при этом от националистической шпильки. Впрочем, еще интереснее было ему показать, что и сама папская булла не согласуется с Писанием. Однако, при всем возбуждении от этого спора и радости победы – сбывались самые мрачные страхи Лютера. Он ясно видел: на Священное Писание кардиналу плевать, тот на полном серьезе думает, что церковные решения и указы его превосходят. Это богословское безумие отвращало и пугало Лютера. Сбывались худшие его прогнозы – то, чего он страшился в глубине души, то, что, как надеялся, все-таки окажется неправдой: величайшие умы Церкви оторвались от незыблемой скалы Писания и сами этого не сознают – или даже хуже того, сознают, но остаются к этому равнодушны. Поток несет их в пропасть, но они плывут с безмятежной улыбкой, не замечая близкой и неотвратимой катастрофы. Лютер искренне надеялся, что сумеет каким-то образом пробудить их от сна, заставить увидеть опасность и пристать к берегу, пока еще не слишком поздно.

Вторая «проблема», названная Каэтаном в связи с тезисами Лютера, состояла в мысли, что вера сама по себе ведет к прощению грехов. Церковное учение ясно подразумевало: грехи прощаются благодаря не вере самого верующего, а тем действиям, что совершает священник вслед за исповедью. В миг, когда священник дарует отпущение грехов, человек, молящий о прощении, оказывается прощен. Власть Бога, позволяющая прощать грехи, дарована Церкви, и вне Церкви прощения грехов не существует. Церковь и священник – посредники между Богом и человеком, ничто не может произойти помимо них и без их воли. В конце концов, именно Церкви даны ключи. Однако Лютер утверждал: это невозможно. Даже если отпущение грехов дарует священник – верующий при этом должен искренне веровать, иначе отпущение ничего не будет стоить и станет бессмысленным. Выходит, вера верующего значит больше, чем действия священника. Лютер подкрепил свою позицию несколькими ссылками на Писание, самой значительной из которых стал его любимый, очень значимый для него стих, Рим. 1:17: «В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: “Праведный верою жив будет”»[146]

. Здесь ни прямо, ни косвенно не говорится о том, что в этом процессе должна принимать какое-то участие Церковь; нет никаких упоминаний об этом и в других местах Писания. Напротив, Лютер полагал, что священник лишь «ратифицирует» то, что уже произошло благодаря вере между верующим и Богом.

Переговоры продолжались, но не двигались с места – и Каэтан все более впадал в ярость. У него разве что пар из ушей не шел. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он взорвался и потребовал, чтобы наглый немецкий монах убирался вон, добавив: «И пока не захочешь отречься и покаяться – не возвращайся!»[147]

С тем Лютер и ушел, вместе со Штаупицем и остальными, а затем они со Штаупицем пообедали вместе. Каэтан тем временем негодовал, не в силах понять, что же ему теперь делать. Как получить от этого монаха то, что ему нужно? Платить «турецкий налог» немецкие княжества отказались; раз так, нужна хотя бы победа масштабом поменьше – хоть какой-то результат, с которым не стыдно будет показаться в Риме! Но как этого добиться? После обеда Каэтан вызвал к себе Линка и Штаупица. Они – не то, что этот наглый выскочка Лютер, с ними-то, наверное, легче будет договориться! Присутствовал на встрече и Серралонга; и вдвоем с Каэтаном они несколько часов потратили на то, чтобы убедить Линка и Штаупица убедить Лютера покаяться. Все вместе сочинили даже черновик возможного отречения – Лютеру оставалось только его подписать. Каэтан сосредоточился на вопросе о ключах, то есть о папской власти: все остальное, сказал он, куда меньше его волнует. Однако Штаупиц и Линк не доверяли Каэтану, так что в конечном счете и эти переговоры окончились ничем.