Материнский инстинкт

Кеша пыхтел, пытаясь засунуть леопардовый плед в сумку. Рядом с диваном стояли два доверху заполненных пакета с разными вещами и сувенирами. Иннокентий заметил в руках Демьяна яркий халат:

– Этот оттенок бирюзового не подойдёт к цвету твоего лица.

– Вещи нужно передать в больницу, – пояснил Демьян и развернулся к Яне. – Пока мы будем дышать пылью документов, отвезешь это Анастасии Павловне. Её фамилия Бизюкова.

Яна кивнула и быстро вышла из комнаты, зацепив плечом застывшего в дверях Демьяна.

***

Первым салон машины покинул Демьян. Кеша притормозил возле здания загса и невесело напутствовал друга:

– Как разыщешь доказательство маньячности хозяйки, звони.

Яна устало махнула рукой и проводила удаляющуюся высокую фигуру грустным взглядом.

Оставшись с Яной наедине, Иннокентий изложил план дальнейших действий:

– Доставлю вас в лазарет, найду нам ночлег. Я хотел спросить… – Он замялся, румянец тут же раскрасил его щёки. – Вам с Демьяном брать один номер на двоих?

Яна покраснела не меньше, чем собеседник.

– Нет. Мы ещё не прошли конфетно-букетный период, – вяло пошутила она. – Возьмите один на всех. Нам только переночевать, выйдет дешевле.

Оставив спутницу у дверей больницы, Иннокентий отправился сначала покорять архив. Яна прижала к груди свёрток и смело поднялась по ступенькам. В голове чёрно-белым калейдоскопом перемещались жуткие фотографии, она не знала, как разговаривать с Анастасией Павловной, как смотреть на неё теперь. Лучшим вариантом было бы оставить вещи и бежать куда подальше. После двух подсказок она нашла корпус травматологии, но ноги не хотели идти и передвигались медленно, словно утопали в болоте.

Медсестра на посту дежурно улыбнулась.

– Вы к кому?

– К Анастасии Павловне Бизюковой. Тут вещи и документы.

Яна пристроила ношу на стойку и собралась уходить, как её остановил оклик медсестры:

– Она просила зайти к ней.

– Меня? – удивилась Яна.

– Женщину, которая принесёт её вещи. Час назад она пришла в сознание, даже поела. Восьмая палата. – Увидев, что посетительница двинулась в сторону коридора, она громко заверещала:

– Бахилы!

Яна вернулась, купила пару бахил и повторила начало пути.

У двери с металлической цифрой восемь она застыла. Яне было страшно, ей не хотелось верить, что она могла так ошибиться в человеке. Анастасия Павловна казалась странной, несчастной, но никак не маньяком, способным на убийство. Яна повернула голову и наткнулась на озадаченный взгляд медсестры. Решив избавиться от наблюдателя, она наконец-то открыла дверь.

В комнате вдоль стен расположилось четыре кровати. Две из них были свободны, на дальней спала седая полная женщина, ближе всего к двери находилась койка Анастасии Павловны. Предплечья и кисти плотно обхватывали слои бинтов, жёлтых от мази. Обложка упиралась в согнутые колени, обожжённые руки лежали вдоль тела, словно инородные элементы. Она подняла глаза над книгой и выпрямила колени.

– Спасибо, что приехали.

Яна приблизилась и положила на край кровати стопку вещей, увенчанную документами.

– Надеюсь, это то, что вам нужно.

Под кроватью мелькнул трёхцветный кошачий хвост. Яна удивлённо проследила за кошкой, запрыгнувшей на одеяло. Животное потерлось мордой о щёку старушки и довольно заурчало.

– Этого достаточно. Я уже позвонила Гале, она завтра привезёт всё остальное, – глаза Анастасии Павловны продолжали всматриваться в лицо Яны, словно она пыталась прочитать её мысли. – Вы уезжаете?

Яна кивнула и попятилась.

– До свидания.

Уже у двери тихий голос нагнал её и вонзился в уши неожиданным признанием:

– Жаль, что я не умерла. Я заслуживаю смерти.

Яна обернулась, пальцы соскользнули с ручки.

– Почему? – Она снова приблизилась к кровати. Одна часть её души хотела уйти, захлопнуть дверь и не вспоминать о днях, проведённых в Славянске, но другая – нетерпеливая и любопытная – не давала сдвинуться с места.

– В моём возрасте смерть – это не наказание, а избавление. Если бы не ваш друг, сейчас я бы уже была в объятиях своей семьи. Бог и так достаточно меня покарал.

Яна сдвинула вещи и боязливо присела на край кровати.

– За что покарал?

Кошка злобно зашипела и попыталась поцарапать Яну.

– Я ненавижу родителей настолько сильно, что я могла бы их убить, если бы они не убили себя сами… Моих братьев и сестер никто не похищал. Они утопили их.

Яна вскрикнула и тут же прикрыла ладонью рот, боясь разбудить старушку в углу комнаты.

– Утопили, – эхом повторила она последнее слово. – Зачем? За что?

– Мои родители были глубоко верующими. Господи, что я говорю, они были сумасшедшими фанатиками. Отцу приснился сон, будто ангел выбрал его для особенной миссии, а дети одержимы адскими тварями. Чтобы доказать любовь к Богу, он должен был освободить души детей, спасти их от скверны… – Она замолчала, справляясь со слезами, а затем продолжила надтреснутым хриплым голосом: – Той ночью меня не было дома. В клубе устраивали танцы, мне в ту пору было пятнадцать.

Анастасия Павловна громко расплакалась, рывками захватывая воздух. Это выглядело так странно и пронзительно, словно звуки насильно выдавливали из её горла вместе с болью.