Меч ангелов

И тем не менее Святейший Отец имел полное право наделить любого своими полномочиями, и опрометчивым было бы ставить эти полномочия под сомнение. Ибо тогда тебя могли вызвать на допрос в Замок Ангелов. А поскольку наследники нашего Господа, владыки Царства Иисусова, не обладали избытком времени, несчастный возмутитель спокойствия мог провести в крохотной, неуютной келье хоть полжизни, тщетно ожидая, когда же наконец выслушают его резоны. Правда, нынче властвующий Святейший Отец был умеренней, нежели его достойный предшественник (умерший в результате несчастного случая на охоте), но и в отношениях с ним осторожность вовсе бы не помешала. Некогда мне довелось необдуманно уступить искушению и свершить закон против воли церковных сановников – и лишь вмешательство Внутреннего Круга Инквизиториума позволило мне выйти из опасного приключения живым и невредимым. Но ведь я не мог постоянно рассчитывать на помощь Круга. К тому же, в очередной раз пользуясь его приязнью, я выказывал бы жалкую слабость, а значит, оказался бы недостойным внимания, которым Круг неожиданно решил меня удостоить.

– Все же полагаю, что брат Сфорца станет считаться с мнением человека вроде вас, – сказал Родриго приязненным тоном. – Человека, сведущего в непростом деле поиска истины.

Я бы не дал за эту мысль и ломаного гроша, хотя рыцарь из Гранады, несомненно, был человеком вежливым. Благородные обычно не любили инквизиторов (и здесь стоило бы сказать в скобках, что взаимно), но сей человек, как видно, был вылеплен из иной глины. Хотя я не собирался так легко поддаваться очарованию красивых слов. В конце концов, слова стоят очень немного.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил я.

– Можете ли сказать мне, что вы намереваетесь делать? Каким способом собираетесь установить истину?

– А как вы себе это воображаете? – Теперь уже я ответил вопросом на вопрос.

– Ха! – Он снова потер пальцами подбородок. – Я рад, что вы спрашиваете, и простите, коли мои слова покажутся вам лишь размышлениями неученого простеца…

Я замахал рукою, будто желая сказать, что ничего такого не пришло бы мне в голову. Он же не обратил на этот жест ни малейшего внимания: глядел куда-то вдаль.

– Полагаю, я бы допросил могильщика и родственников тех, чьи трупы были обесчещены. Расспросил бы и того, кого местные считают человеком странным, сторонящимся соседей, никого никогда не приглашающим в свой дом, хмурым… – Он пожал плечами. – Простите, если слова мои покажутся вам слишком наивными.

– Отчего же. Ваши мысли идут в правильном направлении. Из вас получился бы хороший инквизитор.

Можете не верить мне, милые мои, однако рыцарь Родриго радостно покраснел и взглянул на меня почти испуганно.

– Вы слишком добры, – пробормотал он.

* * *

Нужно признать, что приходские книги велись аккуратно и тщательно, а у господина настоятеля был красивый, выразительный почерк. Конечно, мы, инквизиторы, обучены разбирать самые неряшливые каракули, но не скажу, что сидение над исчерканными, покрытыми кляксами манускриптами доставляло мне изрядное удовольствие. А во время просмотра судебных бумаг такое случалось слишком часто, поскольку писари имели склонность к питию водки во время допросов.

– И что? – с интересом спросил настоятель, ставя передо мной кувшин вина. Я поблагодарил его кивком головы. – Нашли что-то полезное?

– Может быть, – ответил я. – Может быть…

– Да-а-а?

– Одиннадцать документированных случаев, – ответил я. – И все они происходили не позже, чем за три дня до полнолуния.

– Меч Господа! – простонал он. – Получается, это колдун, а не трупоед!

– Я не стал бы делать поспешных выводов, – ответил я. – Тем не менее полагаю, что ваши слова, дорогой господин настоятель, идут во вполне вероятном направлении.

– Ха! – просиял он.

– Конечно же – и я не премину указать это в рапорте – я не сумел бы прийти к этим выводам, когда б не чрезвычайное тщание в ведении приходских книг господином настоятелем… – И я говорил это совершенно искренне, поскольку, когда бы настоятель меньше внимания уделял датам, даже предельно пристальное изучение документов ничего бы не дало.

– Бог мне свидетель, это меня чрезвычайно радует, – ответил он счастливым тоном и даже похлопал меня по плечу, что я снес стоически, хоть не люблю, когда ко мне прикасаются чужие люди.

– И что думаете? – спросил он минуту спустя. – Зачем он это делает?

Я же налил вина – ему и себе, – а потом отпил глоточек.

– Этого мы не узнаем до самого конца, – сказал ему. – Пока не выслушаем исповеди несчастного, который поддался искушению темных сил. Но что-то меня здесь беспокоит…

– Да-а? – Он склонился ко мне, счастливый, что получил возможность участвовать в следствии.

– Чернокнижнику обычно нужны весьма специфические части человеческого тела. Палец висельника, естество мужеложца, голова, сердце… А здесь? – Я покачал головой. – Знаете, какие части он выбирал?

– Какие, какие?

– Самые вкусные, – ответил я, глядя настоятелю прямо в глаза, и заметил, как расширились его зеницы.

– Ч-ч-что?