– Не вам меня оценивать, – резко прервал я его слова. – И следите, брат Сфорца, чтобы не ошибиться в дерзости суждений. Даже милосердие Инквизиториума имеет границу.
– Вы угрожаете мне? – Его лицо казалось бледней, чем обычно.
– Я никогда бы не осмелился, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.
Мне было интересно, знает ли он, как пошли дела в Виттингене, и сделал ли из этого выводы? Однако здесь, в Штольпене, дела складывались несколько по-другому. При мне не было близнецов и готовых действовать местных инквизиторов. Один, всего лишь с Курносом, я не многое мог сделать при прямом столкновении. Однако я надеялся, что брат-милостынник на это не пойдет.
– Я отстраняю вас от следствия, инквизитор Маддердин, – сказал он холодно.
– Вы не можете этого сделать, – ответил я спокойно. – У вас папские письма, но за мной – вся мощь Святого Официума. И у меня есть не просто право, но обязанность оставаться в Штольпене до прояснения дела. Если вы не согласны с такой позицией, то мы можем, по вашему желанию, выслать письмо с просьбой разъяснений в канцелярию Его Преосвященства.
Он должен был понимать, что мы не скоро дождались бы окончательного решения, а епископ Хез-хезрона наверняка был бы вне себя от восторга из-за того, что инквизитор и церковный альмосунартий морочат ему голову спорами о компетенции. А если бы еще в тот миг, когда знакомился с нашими доводами, он испытывал приступ подагры или язвы, результаты этой радости могли превзойти самые смелые ожидания.
– Не понимаю вас, – сказал через минутку Сфорца более спокойным и даже будто бы примиряющим тоном. – Отчего вы становитесь на сторону мерзейшего богохульника?
– Я становлюсь на сторону истины. Как всегда должен делать истинный функционер Святого Официума, – ответил я, хотя не думал, что он в состоянии понять. – Матиас Литте не достоин того, чтобы жить меж людьми. Он – отвратительный пожиратель трупов, поступки которого могут пробуждать лишь сочувствие и отвращение, особенно учитывая то, что он вверг во грех ничего не подозревающую жену.
– Ха, не подозревающую! Хорошо же… – буркнул мытарь. – Еще выясним, не помогала ли она ему в чернокнижных практиках.
– Но он – не колдун, – продолжил я, не обращая внимания на его слова. – Он будет осужден и наказан, но не за поступки, которых не совершал!
– Это можно выяснить лишь на допросе.
– Он рассказал мне все.
– Вы так думаете. Слава Господу, мне больше не требуется ваша помощь, которая, впрочем, была для меня весьма тягостна… Завтра здесь появится человек, способности которого повсеместно известны и который прославился тем, что получал признания у наиболее закоренелых преступников, используя свои методы убеждения.
– Веселый Палач… – пробормотал я.
– Если хотите, можете его именно так называть… – пожал он плечами. – Возможно, вы правы: я не могу запретить вам участвовать в расследовании, но и вы не имеете права вмешиваться в мои действия. Я выясню правду о мерзостях, которые пережил сей несчастный город.
– Я уже знаю всю правду, – сказал я ему.
– Верьте мне: ваша гордыня и упорство встретят должное внимание в Апостольской Столице, – сказал он. – И горе вам, если следствие раскроет, что мы здесь имеем дело с колдовством.
Я вышел из комнаты, поскольку больше не о чем было говорить. У меня не было никаких сомнений, что Сфорца получит, чего жаждет, и обнаружит в Штольпене колдуна. И наверняка не одного, а целую секту. Я говорил уже, что палач с раскаленными щипцами всегда сумеет убедить допрашиваемого, что тот – зеленый осел в розовую крапинку. И вся мудрость состоит в том, чтобы, имея такую власть над людьми, не позволять поддаваться ей. Но понять это могли лишь те, кто прошел суровую школу в Академии Инквизиториума.
На пороге дома я увидел мрачного рыцаря де ля Гуардиа, который приветствовал меня неохотным кивком. Но я догадывался, что его настроение не имеет ничего общего со мной – и, как оказалось, был прав.
– Он ведь вам рассказал, да? – утверждал, а не спрашивал он.
– О Веселом Палаче? Конечно, рассказал.
– Не желаю участвовать в следствии, которое станет вести эта тварь, – сказал он с отвращением. – А вы?
– Господин рыцарь, – ответил я. – Вы должны понять. Веселый Палач не проводит допросов, а всего лишь выполняет желания брата Сфорца. А это две большие разницы, поскольку…
– Не знаю, – прервал он меня. – Не понимаю в этом ничего…
– Ваше присутствие, конечно же, не будет обязательным, – сказал я успокаивающим тоном. – Хотя, возможно, ваше влияние могло бы несколько смягчить резкость суждений брата-мытаря.
До чего же дошло, бедный Мордимер, подумал я с иронией, если за счастливый поворот судьбы ты полагаешь то, что на допросах может присутствовать урожденный дворянин, который слабо разбирается в праве, ересях и колдовстве. И все же я знал, что присутствие рыцаря действительно в силах сгладить противостояние между Сфорца и мною, пусть даже я и не имел намерения начинать его лично.
– Я подумаю над этим, – ответил де ля Гуардиа. – Но это плохо, это плохо… – Он покачал головой и, не обращая на меня внимания, направился к жилищу настоятеля.