Меч ангелов

Я вышел за порог, поскольку не намеревался ни разговаривать с этим существом, ни даже расспрашивать о том, где брат Сфорца и обвиняемый. И сразу услыхал с лестницы голос настоятеля Ламбаха, который терпеливо говорил, что, возможно, искренняя молитва больше поможет с трупоедом, нежели причиняемые ему пытки. В его голосе явственно звучала тревога, поскольку настоятелю наверняка впервые приходилось участвовать в допросе с пытками. Что ж, для людей впечатлительных подобный опыт действительно не может быть приятным, хотя человек привыкает ко всему…

– Приведите сюда этого людоеда, – приказал кому-то Сфорца шутливым тоном, и я услыхал два согласно бормотнувших голоса – и стук удалявшихся каблуков.

Я же снова вошел в комнату и уселся на табурете за столом: сбитой из досок столешницы, положенной на козлы. Через миг в комнату вошли и настоятель с братом-милостынником.

– Да славится Иисус Христос, – сказал с чувством Ламбах, едва меня увидев.

– Во веки веков, – ответил я.

– Здравствуй, Гаспар, – крикнул почти веселым тоном Сфорца, проигнорировав мое присутствие.

– Коли кто с презрением смотрит, не любя, сколь приятен взгляд с приязнью на тебя, – пропищал Веселый Палач, истово кивая.

Альмосунартий подошел к нему и доверительно потрепал по плечу. Я же заметил, что палач из Тианнона при этом напрягся, как пес, принимающий ласку от хозяина.

Я услышал шарканье, сдавленные проклятия, и в комнату вошли двое громил (раньше я их не видал), что тянули за собой Матиаса Литте. Одежда трупоеда была порвана, волосы склеились от засохшей крови, лицо в синяках, а нос – свернут набок.

– И кто его так? – спросил я.

– А кому какое дело? – вопросом на вопрос ответил Сфорца. – Разложите его на столе, – приказал.

Мужчины бросили обвиняемого на стол посреди комнаты, словно мешок с капустой. Литте что-то там пробулькал – и сразу получил кулаком в зубы.

Я вздрогнул, но решил ничего не говорить, зная, что мои замечания во время допроса нисколько не заинтересуют брата Сфорца. Потом Матиасу Литте связали руки и ноги так, чтобы он лежал на столе будто распятый, с веревками, пропущенными под досками. Веселый Палач что-то напевал и звенел инструментами у огня. Я заметил, что Литте пытается приподнять голову и рассмотреть происходящее.

Господин настоятель разложил подле меня пергаменты и проверил, хорошо ли очинено перо. Глянул в мою сторону, усмехнулся несколько обеспокоенно – и слегка испуганно.

– Итак, начнем, – Сфорца потер руки, а потом поглядел на волглые стены. – Принесите-ка бутылочку водки или какого-нибудь винца да кубков, – приказал он здоровякам, которые уже стояли в дверях, туповато поглядывая на обвиняемого. – Нужно бы слегка взбодриться, – подмигнул он настоятелю, а Ламбах натужно рассмеялся.

Я искоса поглядывал на брата-милостынника, который с явственным удовлетворением переводил взгляд с Матиаса Литте на пока что стоящего к нему спиной Веселого Палача. Я заметил, что пальцы Сфорца снова неосознанно совершают те самые движения, будто посланец Святейшего Отца кого-то душил или рвал что-то в клочья.

– Не получишь нынче, брат, винца, но вот что у Гаспара есть для молодца, – почти пропел Веселый Палач и раскачивающимся шагом двинулся в сторону Матиаса Литте. В руках, защищенных перчатками, он держал горшочек, из которого поднимался пар.

– Не будь таким дурачком, у меня здесь котелок с кипятком. Плесну тебе я в глотку – ужель захочешь водки? – Он склонился над столом, и я заметил, что обвиняемый глядит на него, вытаращив от страха глаза.

Но Веселый Палач не исполнил своей угрозы, а просто плеснул кипятком на колени и бедра Матиаса Литте, потом же поставил горшочек прямо раскаленным дном на брюхо обвиняемому. Литте ужасно заверещал, дергаясь, но веревки держали крепко. Он не мог сбросить с себя тяжелый горшок – но тот опасно вздрагивал на его животе. Веселый Палач, что-то напевая под нос, прижал горшочек. Литте продолжал кричать – страшно, охрипшим, полным боли голосом. Я слишком часто бывал на допросах, чтобы это произвело на меня впечатление, но заметил, что лицо настоятеля делается все бледнее. Сфорца же лишь усмехнулся, будто это представление изрядно его развлекало.

– Гаспар, пока что погоди, – сказал мягко. – Сперва вопросы.

– Хе-хе-хе, хе-хе-хе, брат вопрос задаст тебе, – дал петуха Веселый Палач.

Взял горшочек правой рукою и снял с живота Литте. И прежде чем я успел понять, что происходит, с размаха ударил трупоеда железным донцем в сломанный нос. Одновременно жесткой рукавицей изо всех сил проехался ему по обваренной, слезающей коже бедер.

Пытаемый взвыл и обмяк.

– Прекрасно, – сказал я. – Интересно только, как же мы теперь его допросим?

Веселый Палач небрежным движением стряхнул ошметок кожи, приставший к рукавице.