Меч ангелов

Я просидел до сумерек в одном белье, поскольку не мог вынести прикосновения отвратительной одежды Веселого Палача. Но когда увидел, что снаружи уже стемнело, то снова сделался Гаспаром Лувейном. Взял с собой сундучок с инструментами, нужными для моей цели, и одеяло, в которое я завернул собственную одежду. Потом тихонько вышел в коридор. Аккуратно постучал в дверь к канонику.

– Гаспа-ар? – спросил он. – Уже лучше себя чувствуешь?

– Человек не нарекает, коль услада ожидает, – заскрипел я так высоко, что едва не закашлялся.

Щелкнул отодвигаемый засов, и мытарь впустил меня в комнату, где лишь желтый дрожащий огонек лампадки разгонял мрак.

– Входи, входи, – приказал он поспешно, а я без слова скользнул внутрь.

Я не стал ждать, поскольку ждать не было нужды. Ударил брата-мытаря в висок, и он рухнул, как мешок с репой, да еще и приложился бы черепом об пол, не прихвати я его за плечо. В конце концов, я ведь не хотел, чтобы он умер, верно? Я не был настолько милостив, чтобы позволить этому случиться так быстро.

Я привязал брата Сфорца к кровати так, чтобы позиция, в которой он оказался, напоминала букву «Х». Потом зажег вторую лампу (люблю, чтобы во время работы хватало света, поскольку лишь тогда можно достичь того уровня удобства, который подошел бы обеим сторонам) и разложил на столе инструменты. Их было немного, но человеку с богатым воображением и хотя бы минимальными знаниями должно было хватить. Я же на нехватку воображения не жаловался, а некоторым скромным умениям был обязан обучению в нашей славной Академии Инквизиториума. Поэтому был уверен, что мы с альмосунартием проведем несколько долгих, необычайно познавательных минут, пусть даже и обойдемся без интереснейших разговоров.

Сперва я старательно вставил Сфорца кляп, а потом поднес к его ноздрям отрезвляющую соль, которая нашлась у Веселого Палача. Та подействовала быстрее и эффектней, чем даже я надеялся. Сфорца всхлипнул, резко чихнул несколько раз, а потом устремил на меня вытаращенные от страха глаза и что-то забормотал из-под кляпа.

– Все пойдет теперь быстрее, вырвем когти мы у зверя, – пропел-продекламировал я, беря в руки небольшие, легко изогнутые щипцы.

Альмосунартий пробормотал что-то невразумительное – кляп прекрасно сдерживал любые звуки. Я захихикал и крепко ухватил за руку мою жертву, а потом взялся щипцами за ноготь. И верьте мне или нет, милые мои, но я не успел даже дернуть. Сфорца покраснел, будто кто-то плеснул ему в лицо ведро крови, спазматически задергался, напрягся, будто натянутая струна, а потом сделался неподвижен.

– Меч Господа! – рявкнул я с яростью – и уже собственным голосом.

Приложил пальцы к шее мытаря и почувствовал отчетливый пульс. Тот был жив, а я не хотел пытать его бессознательным, поскольку это не соответствовало моим целям. Ох, из слабого материала вылепил наш Господь брата Сфорца! Я опасался, что он под воздействием шока пережил кровоизлияние к мозгу, и знал, что никакие отрезвляющие соли здесь не помогут.

Я выругался и упаковал инструменты в сундучок. Единственное что – не сумел устоять и вырезал на каждой из щек альмосунартия литеры «ГЛ». По крайней мере, пусть до конца дней (если, конечно, он вообще когда-нибудь очнется) носит на себе инициалы Веселого Палача, которого сам же и создал.

Потом я вернулся в комнату и воткнул в тело рыцаря ля Гуардиа, в рану под сердцем, принадлежавший Веселому Палачу стилет. А после прошелся по городку – все еще в образе Веселого Палача, – постаравшись, чтобы меня увидело как можно больше людей. И чтобы как можно отчетливей заметили кровь на моей одежде и услышали напеваемые мною бессмысленные песенки.

Наконец, я зашел в лес и прикопал одежду Веселого Палача, переоделся в собственную и тихонько прокрался в свою комнату. Все будут полагать, что Гаспар Лувейн сошел с ума, убил рыцаря, убил альмосунартия, а потом сбежал. Может, будут даже его преследовать. Удачи им в этом…

Конечно, существовала вероятность, что Сфорца выживет. Тогда лишь он один будет знать, что случилось на самом деле и что Веселый Палач не мог никуда убежать. Поймет ли он несложную интригу, провернутую вашим нижайшим слугой? Наверняка, но более всего радовало меня, что он ни с кем не сумеет поделиться своими подозрениями.

Эпилог

Двое слуг внесли Сфорца, который сидел на кресле, не в силах шевельнуть руками или ногами. Левая часть его лица оставалась парализованной и выглядела так, будто была смята или сдавлена. На обеих щеках темнели покрытые струпьями раны в виде литер «ГЛ».

Я усмехнулся, поскольку его вид показался мне весьма забавным.