Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

— Несколько дней назад было предсказано, что через три года, боюсь, произойдёт великое бедствие, по-видимому, вызванное тем, что истинный дракон столкнётся с большой карой. Лучше определить время кары и подготовиться заранее, чтобы не пострадал простой народ.

Сюаньминь на миг почувствовал странность.

В дни, когда жил один в бамбуковом доме, Сюаньминь уже смутно ощутил кое-что, но у него всё не было подтверждения. Вдобавок изложенное Цзухуном звучало безукоризненно, поэтому он, чуть поколебавшись, всё-таки согласился.

Впоследствии же, когда он узнал, что из истинного дракона в день небесной кары по-живому вытащили кости, огромные расхождения во мнениях, что до сих пор годами скрывались во тьме, вспыхнули до предела; былая доброта учителя среди этих мелких и разрозненных, но повсеместных трещин истощилась без остатка, все паучьи нити и лошадиные следы[267], порождавшие в нём сомнения, наконец собрались вместе в подлинную картину, и эта подлинная картина оказалась ещё невообразимей, чем он предполагал; человеческие души и иссохшие останки, что удерживал в своих руках Цзухун, точно воплотились в кнут, который окончательно отсёк любое подобие мира.

Он вовсе не был человеком нерешительным, потому, разъярённый, с ледяным лицом прямиком вошёл во двор Тяньцзи, запечатал тело Цзухуна и рассеял все его духовные силы. Кто знал, что он был глубоко связан с пауком единой жизни; настолько, что из-за ранения Цзухуна под влияние попал и он сам, отчего лишился всех воспоминаний.

Прежде чем утратить память полностью, он в спешке оставил себе записку и наложил запрет на медные монеты, которые обычно использовал, чтобы они не попали в чужие руки.

…

Раздробленные, беспорядочно рассыпанные картины — с детства и до настоящего времени, без малейшего упущения — аккурат восполнили одна за другой всё, чего недоставало прежде; словно он очнулся наконец от долгого сна.

Сознание Сюаньминя наконец прояснилось, но обстановка в настоящий момент, однако, заставила его сильно нахмуриться.

Цзухун сжимал кончиками пальцев призывающее гром знамя, слегка тряхнул его — и десятки молний чередой спустились прямо с Девятого Неба, однако вовсе не поставили его перед угрозой неминуемой смерти, а сплелись над головой в сеть и накрыли собой.

Сюаньминь заледенел лицом и опустил взгляд.

Сейчас он уже не мог уклониться — лишь выдерживать давление, пока не будет вынужден упасть на землю; а в промежутке только что, когда он был потревожен воспоминаниями, Цзухун, выждав удобный случай, уже начертил у его ног заклинание.

Это построение не отнимало жизнь — но обращало марионеткой. Если молнии в момент преимущества вынудят его войти в построение, он полностью утратит разум и окажется в распоряжении Цзухуна.

— Как я могу убить тебя? — Цзухун излагал равнодушно среди бури: — Тебе лишь нужно повиноваться, и тогда…

Спутанные молнии давили сверху, заклинание покрыло землю — и в этот миг, когда тяжесть в тысячу цзюней держалась на волоске, длинная тень с протяжным чистым свистом прорезала страшные волны и огромные валы и в мгновение ока смела пойманного в ловушку Сюаньминя. Затем — метнулся длинный хвост.

Цзухун, проглотив речь, тотчас отскочил, едва сумев избежать удара.

Однако в следующий миг сотни чудесных молний одна за другой обрушились с грохотом, устрашающим небо и сотрясающим землю.

— Призывающее гром знамя? — высмеял кто-то с крайним пренебрежением и холодно сказал: — Ничтожество!

Под могущественный звук речи Сюаньминь первым опустился на гору Цзянсун, другая же, одетая в чёрное тень посреди сопровождающих её ошеломляющих раскатов грома гулко приземлилась на чёрный каменный берег и расколола ладонью свирепые волны на реке, что с громадной силой понеслись, сметая всё на своём пути, к Цзухуну.

Примечание к части

Мысленно пожелайте переводчику сил и здоровья закончить следующую главу поскорее, благодарю.

Глава 91: Мир на сотню лет (2)

Сотни чудесных молний пробили в земле огромную глубокую яму, из середины её расползались наружу бесчисленные трещины — некоторые уходили расколом прямо в реку, другие же проникали в горы. Изнутри горы Цзянсун раздался грохочущий треск разлома, оглушительный звук разнёсся на сотню ли и дальше, повергая услышавших в ужас.

Когда ударил громадный вал, он даже разбил прямиком гору — покатились камни и посыпались осколки, среди ливня поднимая безбрежный туман над водой.

Стоило огромной волне отступить, и открылась ясно чудовищных размеров воронка, выбитая молниями: на дне провала, выжженного громом и молниями дочерна, сидел, скрестив ноги, Цзухун и со сложенными в буддийском приветствии ладонями читал глубоким голосом священные писания.

Только накрывавший его золотой колокол был теперь разрушен, на белых монашеских одеяниях рассыпались повсюду обуглившиеся дыры вперемешку с пятнами от струящейся крови — выглядел он жутко и жалко.