Механический бог

Он предложил пройти в гостиную, где был огромный камин с каменной кладкой. Перед камином на ковре стоял столик, по бокам от которого располагались два небольших диванчика. В противоположном конце комнаты на большом обеденном столе, окруженном стульями, стоял графин с какой-то темной жидкостью. Вся мебель была из дерева, без каких-либо изысков. На одной из стен висели изображения с разноцветными мандалами. В дальнем углу комнаты лежала бумажная газета (в Цитадели таких изданий уже давно никто не печатает), на которой сушились маленькие грибы с тонкими ножками (сначала я подумал, что это какие-то червячки). Возникало ощущение, будто я оказался где-то на поверхности в охотничьей усадьбе – не хватало, разве что, ветвистых трофейных рогов на стене.

Мы уселись друг напротив друга на диванчиках у камина.

– Сэмпай Рафаил, у меня назрело несколько вопросов, – сказал я. – Хочу начать с менее значительного.

Он кивнул.

– Вы можете мне пояснить, – попросил я, – почему Вальтер придает такое значение проекциям?

– Чьим проекциям? – переспросил Рафаил.

– Я говорю о наших занятиях с ним.

– А-а, – понял он, – проекции – это самая важная и самая серьезная тема в обучении.

– Правда? – удивился я. – Но почему?

– А ты знаешь, как Вальтер попал в Цитадель?

– Не знаю.

– Не думаю, что это большой секрет. В общем, дело было так…

И Рафаил поведал мне занимательную историю. Оказывается, Вальтер много лет работал каким-то серьезным чиновником на поверхности. У него, по словам Рафаила, была «твердокаменная репутация надежного винтика системы». Но вот однажды в один прекрасный солнечный день Вальтер заявился на работу на какое-то важное собрание в буквальном смысле без штанов. То есть – в одних трусах и в рубашке с галстуком. Он поприветствовал сослуживцев, разинувших рты от безумия, проникшего трещинкой в механизм их системы, и как ни в чем не бывало, прошел на свое место. Вальтеру грозила беда – его уже вознамерились упрятать «в места». Но каким-то чудом запись с того собрания попала к Рафаилу, и он решил лично побеседовать с «помешанным» чиновником. Рафаил назвал тогдашнее состояние Вальтера «прорывом к внесистемному уровню восприятия». Вальтер вроде как перерос психическую среду, в которой варился, но вырваться из нее не мог. И его безумный поступок на собрании был своеобразным выражением (рационализацией?) этого психического затруднения. Рафаил даже допускал, что бессознательное Вальтера именно таким образом намеренно привлекло к себе внимание наставников из Цитадели, потому что сам Вальтер, в общем-то, сохраняя адекватность, не имел представления о причинах случившегося с ним «безумия».

– Это очень интересно, – сказал я. – Но я, кажется, спрашивал вас о том, почему вы считаете проекции самой важной и самой серьезной темой…

– Я как раз на этот твой вопрос и отвечаю, – пояснил Рафаил. – Вальтер вам уже рассказывал о распитии психического коктейля?

Я кивнул.

– Понимаешь, Тэо, на самом деле чаще всего события вообще не имеют никакого значения. Но человек свято верит, что все дело в них. Как только начинается распитие болезненных слоев «коктейля», так сразу все в жизни омрачается – все кругом эгоистичные идиоты, работа скучная, повсюду одни хлопоты и ничего хорошего не происходит. Затем после отката случается подъем, и человеку начинает казаться, что все не так уж и плохо, а где-то так и вообще замечательно! Жизнь снова наполняется светом смысла. Теперь человек опьянен новым слоем иллюзий, где жизнь мерещится в радужных оттенках. Фактически все события жизни – это события психики. Твоя жизнь – это твои психические процессы. Содержание сценариев жизни всегда окрашивается доступной в текущий момент психической информацией. Кому-то ближе слово «карма», кому-то «энергетика». Неважно, как назвать, главное – уловить суть.

– Вальтеру нравится слово «карма», – сообщил я.

– «Карма» – серьезное слово, – Рафаил похмурился, – часто вызывает проекции с оттенками чего-то обстоятельно ракового. Все дело в том, Тэо, что ощущение серьезности придает происходящей с тобой жизни реализма, – Рафаил приподнял палец, совсем как Вальтер, когда хотел обратить внимание на что-то важное. – А реализм происходящего кажется чем-то важным и серьезным.

– Это замкнутый круг?

– Дурная сансарная бесконечность. Все иллюзии держатся на вере в их реальность. Чем больше серьезности, тем реалистичней кажется жизнь, и тем активней она вызывает новые проекции нешуточной серьезности.

– Это поэтому блаженные все время ржут? – поинтересовался я.

– Смех? – Рафаил задумался, прикрыл глаза, и, казалось, заглянул куда-то внутрь себя. – Во время смеха положительно и отрицательно заряженная энергия сливается и сгорает. Смех очищает и обесточивает одновременно, – пояснил он.

В камине уютно потрескивали поленья. Рафаил поправил кочергой угольки и продолжил: