Мельбурн – Москва

– Ладно, признаюсь: работаю киллером, по ночам выполняю заказы, – пошутил я, отодвинул пустую тарелку и, поднявшись, чмокнул ее в нос. – Спасибо, Машуня, все было очень вкусно. Не волнуйся, все хорошо, в конце августа возьму на три недели отпуск и повезу тебя заграницу. А сейчас мне пора, я побежал.

К сожалению, благие намерения чаще всего неисполнимы, и заграницу в августе нам поехать не удалось – у Игорька, которого мы привезли в Тамбов, чтобы оставить у Машиной матери, начался понос, и поднялась температура. Он, не переставая, кричал, не слезал с горшка, и его вырвало, когда одна из сестер Маши, считавшая себя асом во всем, что касается детей, попыталась напоить его водой. Врач «Скорой», которую мы вызвали, поставила диагноз «дизентерия» и совсем было уговорила нас положить его в инфекционное отделение, но тут вмешались бабушка и обе Машины сестры, наговорили столько ужасов про местную больницу, что мы схватили ребенка в охапку, и в тот же день самолетом вернулись в Москву.

Прилетели вечером и с утра собирались вызвать районного педиатра, но на следующий день Игорек поднялся абсолютно здоровым, взгляд у него был веселым, содержимое горшка плотным. Старушка-доктор, к которой мы его все-таки отвели, дала, конечно, направление на анализ, но при этом сказала:

– Мое мнение такое, что он у вас просто чувствителен к перемене климата. Бывают такие дети – лет до четырех-пяти их с места лучше вообще не срывать. Москва, Подмосковье, дачку где-нибудь снимите, а далеко лучше не возить.

Перспективы для нас выходили не очень радужные – теща в Москву сидеть с Игорем не приедет, у нее в Тамбове с огородом и еще двумя внуками хлопот по горло, моя мама из Владивостока тем паче. С чужим же человеком оставить ребенка на месяц или даже две недели Маша в жизни бы не согласилась. Так что сидеть нам было и сидеть в Москве еще два-три года, как минимум.

Вопрос с дачей решили отложить до следующего лета – начинался сентябрь, и ждали, что скоро похолодает. Однако осень выдалась на удивление сухая и теплая. К двадцатым числам бабье лето было еще в самом разгаре, и последний день своего отпуска я допоздна гулял с Игорьком в парке – Маша после обеда выгнала нас из дома, чтобы сделать генеральную уборку. Игорь играл в песочнице вместе двумя малышами своего возраста, а я сидел на скамейке под раскидистым дубом и следил, как дворник-таджик расчищает дорожку, сметая на край тропы желтые листья. Подставив ноги теплым солнечным лучам, я так пригрелся и размяк, что не сразу отреагировал на звонок мобильного в кармане.

– Леха, привет, ты уже в Москве или на Эйфелеву башню взбираешься? – хохотнул мне в ухо веселый и хмельной голос Сани.

– А? Это ты, Саня? – я не стал ему объяснять, что дальше Тамбова так и не съездил, лишь сказал: – Да, я в Москве, привет.

– Спишь что ли? А у меня новость, Лялька велела вам с Машей первым сообщить: у нас сынок родился. Три восемьсот, рост пятьдесят пять.

У меня задрожали руки, и понадобилась вся моя выдержка, чтобы спокойно и ровно ответить:

– Ну…что ж, поздравляю.

– Я-то думал, ты за нас порадуешься, – радость в его голосе сменилась обидой.

– Я рад, Саня, что ты! Просто задремал тут на солнышке, не сразу дошло. Ляле наши с Машей огромные поздравления.

– Ну, спасибо, передам. Как там у тебя с Ишхановым дела, все окей?

– Все в порядке, все хорошо.

– Ну, рад за тебя. Ладно, пойду к жене, всего тебе.

Когда вечером я сообщил Маше новость, она очень странно посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– Леша, это твой ребенок?

Моя защитная реакция сработала мгновенно, и возмутился я очень убедительно:

– Что за ерунду ты говоришь, за кого ты меня принимаешь! Нет, конечно.

Она отвела глаза и тихо сказала:

– Извини.

Больше мы к этой теме не возвращались. Мой отпуск закончился, рабочая жизнь вошла в свою колею. В командировки я теперь ездил редко, в основном проводил время в компьютерном центре на Ленинском. Информацией, которую собирала и отбирала Гюля, особо не интересовался – в основном это были какие-то финансовые ведомости и отчеты. Никакого отношения к детским домам они явно не имели, и Гюля мне вешать лапшу по этому поводу больше не пыталась. Каждый расшифрованный документ она изучала с жадным интересом, некоторые оставляла без внимания, иногда же внезапно срывалась с места и куда-то убегала – думаю, послать сообщение мужу или кому-то еще.

Как-то раз в середине декабря я, решившись оторвать ее от работы, спросил:

– Гюля, извини, но мы после Нового года как работаем – в обычном режиме или отдыхаем десять дней со всей страной?

Ее переведенный на меня от экрана компьютера взгляд все еще был затуманен мыслью о только что полученной информации, но подкрашенные губы тронула улыбка.

– Конечно, отдыхаем, Алеша, конечно. Вы с Машей хотите куда-то съездить?

– Да нет, куда нам ехать с нашим Игорьком!

– Тогда, может быть, вы придете на новогодний банкет двадцать девятого? Эльшан устраивает его для самых близких своих коллег. Вас с Машей он тоже хотел пригласить, но я сказала, что у вас, может, свои планы.