– Представляешь, Леш, мне дали три маленькие статьи и попросили подготовить по ним доклад. У меня получилось жутко плохо, так стыдно! Ишханов заходил к нам в отдел, посмотрел, говорит: «Для начала отлично!». Так стыдно! Знаешь, меня с той недели посылают на курсы референтов, на два месяца. Но мне кажется, у меня ничего не получится, я такая тупая, мне только легкие науки всегда давались – математика, физика.
– Ишханов что, приезжал к вам на Шаболовку?
– Ой, я же забыла тебе сказать – меня сегодня перевели, я теперь на Баумановской буду сидеть. Мне уже даже постоянный пропуск выдали – ну, в тот бывший секретный объект, куда тебя всегда под конвоем провожают.
– Позволь, меня, значит, под конвоем, а тебе постоянный пропуск? Мое мужское самолюбие ущемлено. И почему вдруг тебя перевели? Ишханов и Гюля говорили, что ты будешь на Шаболовке.
– Да какая разница! – Маша равнодушно пожала плечами.
После двух с лишним лет пребывания в ограниченном пространстве она с головой окунулась в бурлящую жизнь – курсы, работа, звонки от новых знакомых и коллег. И, конечно, новые шмотки.
Как-то днем, уложив Игорька отдыхать, я в ожидании Маши полез в шкаф, чтобы отыскать свой костюм, но запутался в ее новых нарядах и даже не слышал, как она вошла.
– Ой, Лешик, ты где там прячешься? От тебя один зад остался.
– Где мой светлый костюм? В этом барахле ничего не найдешь, ты стала жуткая тряпичница, – выпростав голову из-под вороха одежды, сердито сказал я, – раньше тебя силой нужно было заставлять ходить по магазинам.
– Я всегда любила одеваться, – наивно призналась она и полезла в шкаф, – просто никогда денег не было. С самого детства, если ходила по магазинам, то покупала самое дешевое. Это Катя с Ленкой могли на все наплевать – потратить за один день всю зарплату, а потом две недели деньги у мамы одалживать, да еще ругались, что у меня нет вкуса. А, вот твой костюм, я на него свою кофту повесила.
– Позволь, но уж я-то тебя деньгами никогда не ограничивал!
– Ну, Леш, ну ты не понимаешь, мне неудобно было тратить на себя твои деньги!
– Ты дура или как?
Я даже плюнул с досады и с размаху швырнул так долго разыскиваемый костюм на спинку кресла.
– Лешенька, не сердись, просто я рада, что могу одеться и не отрывать деньги от семейного бюджета. Посмотри на мой новый деловой костюм, разве у меня нет вкуса?
Она подняла руки и повертелась, чтобы представить на мой суд свою обновку – обтягивающие коричневые брючки и того же цвета изящный пиджачок, из-под которого выглядывала кремовая блузка. Вкус у моей жены, несмотря на уверения ее сестры Кати, был, и она прочла однозначное одобрение ему в моем изменившемся взгляде. Ее нежные руки обхватили мою шею, губы прижались к моим, и, опасливо прислушавшись к сонному сопению Игорька, мы опустились прямо на ковер.
– У тебя абсолютно никакого вкуса, – прошептал я ей в самое ухо, – давай, все это поскорее снимем!
В один из майских вечеров, когда я переустанавливал дешифрующую программу на компьютерах в офисе на Ленинском, мне неожиданно позвонила Лялька – не со своего телефона, боялась, и не без основания, что я просто не отвечу на ее вызов.
– Алеша, привет, у меня к тебе очень срочное дело, не вешай, пожалуйста, трубку!
– У нас с тобой нет никаких дел, я занят до свидания, – я уже собирался отключиться от этой ненормальной, и она, поняв это, отчаянно завопила мне в самое ухо:
– Погоди, это Маша! Маша! Это касается Маши!
– Что касается Маши? – я придержал занесенный над кнопкой палец.
– А то, что твоя жена – любовница Ишханова, вот что! Это я всегда любила только тебя, я родила тебе сына, а она… Ты ей веришь, а она прямо сейчас у тебя дома наставляет тебе рога с этим черножопым депутатом! А вот мне ты….
Я отключил телефон. Лялькины штучки мне были хорошо известны, но, тем не менее, от слов ее голова моя пошла кругом, рука с трубкой бессильно повисла, а от лица отхлынула вся кровь. Гюля, сидевшая за соседним компьютером, посмотрела на меня проницательным взглядом – несомненно, до нее донеслись выкрикнутые Лялькой слова «Ишханов» и «Маша».
– Алеша, что случилось?
– Ничего.
Мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы они не выбирали мелкую дрожь.
– Тебе кто-то звонил насчет моего мужа и твоей жены? Я ведь слышала.
Я сумел взять себя в руки и холодно ответил:
– Я не верю ни единому слову.
– Конечно, не верь, ты же знаешь, какие сплетни распространяют про депутатов, – торопливо проговорила она, тем не менее, поднялась, вытащила из сумочки сигареты и, закурив, начала ходить по комнате.
Я повернулся к компьютеру и продолжил работу, но движение за моей спиной не прекращалось, и запах дыма легких сигарет становился все крепче – мощности вентилятора компьютерного зала уже явно не хватало для очистки воздуха. Словно удар грома в насыщенную электричеством атмосферу вновь ворвался звонок моего мобильного. Я посмотрел на дисплей – Маша.
– Да, родная, слушаю, – с вызовом глядя на опустившуюся на стул Гюлю, сказал я.