Мельбурн – Москва

– Пусть будут у тебя, у меня просьба такая – загляни туда перед отъездом, что там делается. Охранников посылать не хочу, будут по всему дому ходить, ее вещи трогать. Я ведь еще там и не был после всего, не в состоянии. Не волнуйся, если что, у меня дубликаты есть, держи эти пока у себя.

Выполняя его просьбу, я за день до вылета во Владивосток заехал в коттедж. Электроника при включении работала исправно, ворота и двери бесшумно открывались, едва я нажимал кнопки ключа-пульта. Внутри было чисто – плотно закрытые рамы не пропускали пыли, – только очень уж одиноко и пустынно, задерживаться здесь не хотелось. Добросовестно обойдя дом, я нажатием кнопок запер все двери, вышел за ограждение и, подождав, пока сомкнутся железные ворота, включил зажигание.

Глава шестнадцатая

Лето стояло жаркое, и по приезде во Владивосток я поначалу почти никуда не выходил, потому что плохо переносил жару, а тут еще и смена часового пояса. Целыми днями спал у себя в комнате, не включал ни компьютер, ни телевизор. Слышал, как поутру родители собирали в детский сад Максимку, сынишку брата Сережи – тот с женой на месяц укатил побродить в Саянах, – потом мама начинала возиться на кухне и строго по часам приносила мне в комнату завтрак, обед и ужин. На укоризненный шепот отца, пенявшего ей за то, что она не зовет меня к столу, отвечала:

– Пусть отоспится, восстановится. Организм мудрый, он после стрессов сна требует. И жарко тоже. Как прохладней будет, так сам выйдет – сходит в город, осмотрится, а сейчас чего там делать.

Но прохладней, вопреки обещаниям Гидрометцентра, все не становилось, наоборот, в лесах начались пожары, и в город потянуло дымом. Из Саян раньше времени вернулись Сережа и его жена Зоя – веселые, а лица темные от въевшейся копоти, которая даже горячей водой никак не смывалась.

– В сауну потом сходим, отмоем, ничего, – говорила Зоя за столом, куда меня вытащил брат, возмутившийся моим затворничеством, – она повернулась ко мне, – ваши московские ребята там были, так они вообще – из тайги вышли, а у них три сантиметра черный слой на лице.

– Туристы? – вяло спросил я, чтобы что-то спросить, потому что понимал, что меня то и дело исподволь пытаются вовлечь в разговор.

– Ну, в общем-то. Приезжают, как бы буи системы Коспас-Сарсат испытывать, так что им и вертолет, и снаряжение оплачивают. Мы, если вертолет нанимаем, то сами платим.

– А зачем вертолет? – уже по-настоящему удивился я.

– Так там в иные места никак не пройдешь, – с готовностью пояснил Сережа, обрадованный моим интересом, – когда лошадей нанимаем, когда на вертолете. Нас в этом году поначалу, знаешь, где выбросили? Там, где речка Бирюса берет начало от истоков. Я потом в фотографиях разберусь, покажу – красивейшие места, водопады.

– Я бы хотела сходить, – мечтательно проговорила мама, – помнишь, Гена, (это к отцу), мы раньше песенку пели – «Там, где речка, речка Бирюса»?

– Ну и почему бы не сходить? – пожал плечами Сережа. – Там и в шестьдесят, и в восемьдесят лет туристы ходят. Один старичок академик даже на пик Грандиозный забрался. Мы в этом году тоже хотели попробовать, уже до избушки Хрущева дошли, только нам по связи передали, что пожары начались.

– А избушка так и стоит, не развалилась? – спросил отец.

– Ремонт, конечно, требуется, – вздохнула Зоя, – больше пяти лет со смерти Андрея, уже и крыша начала валиться.

Тут пошел увлекательный разговор об охотнике Андрее Хрущеве и его избушках-зимовьях, поставленных на тропе вдоль знаменитой реки Кизир, о приюте для туристов на Пихтовом ручье, где разветвляются дороги. Я не вмешивался, хотя слушал с интересом.

– После Андрея эти угодья уже никто не берется осваивать, – очищая яйцо, рассказывал Сережа, – участок огромный. Хрущев там с восьмидесятых начал охотиться. Один раз к нему туристы – без него – заглянули, блинов напекли. Андрей приходит – его угощают, пир вовсю. А когда они уехали, он глянул – они, оказывается, из его же запасов блинов и наделали, всю муку извели. Как охотнику на зимовье без муки? Он тогда еще совсем молодой, горячий был, разозлился. Записки начал оставлять: вот, мол, это и это бери, а вот это тронешь – подстрелю.

– Да ладно, – смеется Зоя, – он очень гостеприимный был. Всегда туристам писал что-нибудь вроде «Здравствуйте, люди добрые! Отдыхайте, возьмите, что надо, но после себя приберите. Дрова пожгли – наколите новых». И стихи любил – чужие записывал, свои сочинял. Один турист из Новосибирска его записки сфотографировал, потом в Интернете их развесил – это уже после его смерти.

– Отчего он умер? – спросил я, понимая, что рассказы эти предназначены в основном для меня – родители-то наверняка все много раз слышали.

– В проруби утонул. Говорят, он свою гибель заранее предчувствовал, у него там несчастная любовь была….

– Ой, только не надо о грустном, – прервала ее мама, – лучше расскажи, как вы медведя встретили.

Опять пошли рассказы о Саянах, один занимательней другого.