Мельбурн – Москва

Она пыталась бросить пить, надеясь этим вернуть дочку, устраивалась на работу, потом срывалась и снова запивала. Один раз пропила казенные деньги, и им с Мартой Васильевной, чтобы расплатиться с долгами, пришлось обменять трехкомнатную квартиру на крохотную однушку, где они теперь жили. После этого Лида долго держалась – ее, видно, мучила совесть. За это время она пришла в себя, немного поправилась, вновь стала привлекательной, устроилась работать в палатку, и в дом к ним стал захаживать мужчина – хоть и женатый, но все же ухажер. Когда Марта Васильевна узнала, что дочь беременна, она растерялась, расстроилась, но сделать ничего не могла – та твердо решила рожать. Отец ребенка вскоре исчез, но всю беременность Лида бегала счастливая и цветущая. Родила, обе они были рады маленькому Тошке а спустя два месяца Марта Васильевна, вернувшись домой с суточной работы, застала дочь вдрызг пьяной и крепко спящей. Стол был заставлен пустыми бутылками, Тошка осип от крика, а загашник, где у них хранились деньги на расходы, оказался пустым. Одно было хорошо – напившись, мать забыла про ребенка и не накормила его своим пьяным молоком, мальчик оголодал, но хотя бы не отравился.

После того случая Марта Васильевна отправила дочь работать, а сама ушла на пенсию и сидела с внуком, выкармливая его детскими смесями, потому что периодически у Лиды случались запои, и дважды ей даже приходилось менять место работы. Начав встречаться со мной, она более полугода не пила, но Марта Васильевна постоянно дрожала – знала, что дочь очень долго держаться не сможет, и с ужасом думала о том моменте, когда та сорвется. Как было бы ей, Марте Васильевне, смотреть мне в лицо, если бы выяснилось, что Лида по пьянке украла у меня деньги или вынесла из квартиры что-то ценное? Ведь во время запоев она становилась неуправляемой, и за свои поступки не отвечала.

Все случилось сразу после моего отъезда – Лида сорвалась, к концу рабочего дня забрала дневную выручку и исчезла. Ее искали – хозяин палатки и милиционеры несколько раз приходили к ним домой среди ночи, осматривали всю квартиру. Марта Васильевна и сама была в отчаянии – думала, что дочери уже нет в живых. Нашли Лиду за день до моего возвращения – пьяная и ободранная она бродила вдоль перрона на станции Весенняя Курского направления. Никаких денег при ней, естественно, уже не было. Пока ее держат в камере предварительного заключения – из-за заявления хозяина палатки о краже денег.

– Да сколько же там всего там было? – спросил я, прикинув, что выручка за день не так уж и велика. – В конце концов, отдать ему просто эти деньги, и дело с концом.

– Хозяин говорит, что шестьсот тысяч.

У меня аж глаза на лоб полезли.

– Шестьсот тысяч? Да вы шутите?!

– Какая разница! Ее могут посадить за кражу, – плача говорила Марта Васильевна, – и пусть бы посадили! Для нас-то сумма, конечно, неподъемная, но для закона не очень большая, дадут исправительные работы. Посидит там, может, от своей дури с пьянью и излечится. Но ведь хозяин хочет заявление забрать и заставить ее отрабатывать! Как отрабатывать ясно, в палатке такую сумму век не отработать – договорится с сутенером, он мне сам говорил. А то еще к тебе грозил заявиться – Лидка с пьяных глаз наболтала всем, что с богатым мужчиной встречается, хозяин уж намекал на гражданского мужа. Ты прости, Алеша, что я сразу тебя не предупредила – не могла про дочь родную такое рассказывать. Маме твоей только писала, что не рада встречам вашим…

– Ладно, Марта Васильевна, не плачьте, – сердито сказал я, – с этим хозяином я сам разберусь. Где его найти?

– Там… там у них на палатке телефон написан.

Прежде, чем разговаривать с хозяином, я потратил половину следующего дня, простояв около пресловутой палатки с телефоном в руках – якобы пытался дозвониться своей девушке. В действительности я просто заносил в органайзер мобильника нужную мне информацию. Набрав статистику, я позвонил по номеру, написанному на выставленной в окне табличке, и вежливо представился.

– А-а, гражданский муж! – добродушно ответил мне сочный мужской бас с легким южным акцентом, – Давай, подъезжай к нам в офис часов в пять, там в окошке адрес написан – рядом с телефоном. Найдешь?

– Постараюсь.

Обладатель сочного баса оказался небольшого роста толстяком с лысой макушкой, обрамленной венчиком неожиданно густых черных волос. Меня он встретил, как лучшего друга детства.

– Садись, дорогой, садись. Я всегда говорю, что мужчины лучше женщин между собой договорятся. Чаю хочешь?

– Нет, спасибо. Я, собственно, приехал, чтобы узнать точную сумму долга Лиды.

– Сумму я уже сказал, заявление в полиции лежит – шестьсот тысяч. И не долг это, а кража. Но ты правильно решил – лучше все самим решить. Заплатишь – я заявление сразу заберу.