Мэри Вентура и «Девятое королевство»

Мое последнее воспоминание о море – как о бушующей стихии. Этот день 1939 года был обманчиво тихим, с разлитой в воздухе болезненной желтизной; расплавленное море со скользкой стальной поверхностью покачивалось, как напряженное животное на поводке, с темно-лиловыми злыми глазами. От бабушки с берега океана к матери в залив шли взволнованные телефонные звонки. Мы с братом стояли по колено в воде, вслушиваясь в переговоры прилива, возвышенностей, заколоченных окон и плавающих лодок, впитывая их в себя, как волшебный эликсир. Урагана ждали с наступлением темноты. В то время бутоны ураганов не завязывались во Флориде и не расцветали каждую осень на Кейп-Коде, как сейчас – бах! бах! – вроде салюта на Четвертое июля, и их не называли эксцентричными женскими именами. Это напоминало приближение некоего чудовища наподобие Левиафана. Наш мир мог быть истреблен, разнесен в клочья. И мы хотели присутствовать при этом.

Зеленовато-желтый дневной свет необычно рано померк, словно на то, что должно было случиться, нельзя было смотреть – даже при свете звезд или факелов. Полил дождь, обещавший потоп, подобный тому, что пережил Ной. Потом подул ветер. Мир превратился в барабан. Его били, а он орал, визжал и сотрясался. Бледные, но счастливые мы с братом пили в кроватках свое обычное горячее питье. Естественно, спать мы не собирались. Мы подползли к шторе и немного ее приподняли. На зеркально-черном стекле наши лица, устремленные вдаль, дрожали, как мотыльки. Не было видно ни зги. Слышался только вой в сопровождении ударов, хлопков, стонов и грохота рушившихся в схватке великанов предметов или осколков. Наш дом покачивался. Он покачивался и покачивался, пока двое маленьких соглядатаев не уснули.

Разрушения той ночи не поддаются описанию: вывороченные с корнем деревья, опрокинутые телефонные будки, сарайчики, покачивающиеся на волнах у маяка, доски от покореженных лодок. Дом моего деда уцелел – героический дом, хотя волны перекатывались через дорогу и обрушивались в залив. Соседи говорили, что его спасла возведенная дедом дамба. Желтый песок засыпал бабушкину печь, соль оставила пятна на обитой материей тахте, мертвая акула валялась на том месте, где раньше росла герань, но бабушка решительно взялась за метлу, так что все вскоре должно было стать как прежде.

На этом картина моего детства на море застывает. Отец умер, мы переехали в глубь страны. Но те первые девять лет моей жизни навсегда остались в памяти, запечатанные, как кораблик в бутылке, – прекрасные, недостижимые, исчезающие, словно волшебная ускользающая сказка.

Снежный блиц

В Лондоне, на следующий день после Рождества (его еще называют Днем подарков), пошел снег – первый снег, который на моей памяти выпал в Англии. В течение пяти лет я время от времени тактично задавала знакомым англичанам вопрос: «А у вас когда-нибудь бывает снег?» – так как мне до ужаса надоело полгода терпеть сырую, промозглую, серую непогоду, которая в Англии называется зимой. «Да, я помню снег, – следовал обычный ответ, – когда был ребенком». После этого я с энтузиазмом вспоминала сугробы хрустящего и сверкающего снега, игру в снежки, рытье снежных тоннелей и катание на санках в детские годы в Штатах. И вот теперь, стоя у своего лондонского окна, я ощутила тот же сладкий холодок предчувствия, когда заметила летящие темные искорки, вспыхивающие в свете фонарей.

Поскольку в моей квартире (в ней раньше жил У. Б. Йейтс, о чем говорила круглая синяя именная дощечка) не было центрального отопления, «холодок» был не метафизический, а вполне реальный.

Наутро все замело белым, живописным, девственно чистым снегом, и он все продолжал падать. На следующий день снег тоже лежал, такой же безупречно свежий. Похоже, он не прекращался всю ночь. Когда я шла по заметенной снегом улице, он забивался в ботинки. Главная улица тоже не была расчищена. Редкие автобусы и такси медленно тащились по глубоким белым колеям. То тут, то там мужчины пытались очистить свои автомобили газетами, щетками, тряпками.

У большинства местных магазинов насыпало фута по два пушистого снега, и между ними птичьими тропками вились следы покупателей. Перед аптекой все же расчистили небольшое местечко, и я поднялась по ступеням с чувством благодарности.

– Кажется, в Англии вообще нет снегоуборщиков! – пошутила я, набивая сумку салфетками «Клинекс», черносмородиновым соком, розовым сиропом, каплями для носа и микстурами от кашля (под названием «Линктус», написанным готическим шрифтом) – всем, что необходимо малышам при зимних простудах.

– Вы правы, – лучезарно улыбнулся мне в ответ фармацевт, – боюсь, их действительно нет. Мы, англичане, не привыкли к снегу. Ведь мы видим его так редко.

Вполне разумный ответ, хоть и настораживающий. А вдруг Англию ждет новый ледниковый период, что тогда?

– Можно предложить вам то, что, как мне кажется, может пригодиться? – Фармацевт наклонился ко мне с доверительной улыбкой.

– Да, конечно, – безнадежно согласилась я, думая, что речь идет о транквилизаторе.