– Кое-что, – неопределенно улыбнулась она. – Я готовлю намного дольше тебя и знаю некоторые секреты. – Вдруг, словно что-то вспомнив, вдова изменила тему разговора: – Кстати, ту комнату наверху на несколько дней снял доктор. – Подойдя к дверям, она застыла в них, будто белая чайка, готовая взлететь. – Он въедет примерно через час.
– О, только один мужчина, – заметила Салли как бы между прочим. Ей стало нравиться изображать из себя глупышку, заставляя вдову выкладывать все подробности.
– Нет, – сказала вдова слегка раздраженно. – У него есть жена и друзья. – Она немного поколебалась. – И у той другой пары есть ребенок.
– О! – красноречиво произнесла Салли, склоняясь над кастрюлькой с фасолью.
Собравшаяся уходить вдова вдруг передумала и вернулась к плитке.
– Видишь ли, – игривый тон, который она установила в общении с Салли, изменился, стал колючим и напряженным, – мне все равно, сколько человек в доме, если он заполнен. И тебе надо научиться делиться. Буфеты, плитка – они не только для тебя. И для других тоже. – Тут она, желая смягчить свою резкость, снова улыбнулась, обнажив желтые зубы.
– Ну конечно! – вежливо ответила изумленная Салли.
Но на душе у вдовы явно было что-то еще.
– Испанцы, сеньора, – серьезно сказала она Салли, – очень отличаются от вас, американцев. – По ее тону было ясно, кого она предпочитает. – Они постоянно поют. Громко включают радио. Разбрасывают вещи. – Увлеченная своей речью, вдова стала драматически раскачиваться взад-вперед всем своим маленьким пухлым телом, изображая нечто вроде пантомимы. – Они поздно приходят. Их дети плачут. Это естественно.
Салли не смогла удержаться от улыбки, представив себе испанцев, распевающих арии под холодным душем или танцующих фламенко вокруг керосиновой плитки.
– Я все прекрасно понимаю, – заверила она вдову.
– Может быть, – глаза вдовы зажглись, словно она придумала новый, великолепный вариант для Салли, – ты захочешь забрать свои вещи из буфета и перенести вот сюда. Тогда твои столовые приборы не перепутаются с посудой испанцев.
Салли проследила за движением руки вдовы, указывавшей на пустую полку над помойным ведром. Вот, значит, как. Реакция Салли была мгновенной, она была готова к действию.
– Нет, что вы! Меня все устраивает, – сказала она сдержанно, но твердо. – Я не боюсь, что меня побеспокоят.
Вдова покинула кухню с ослепительно фальшивой улыбкой, которая оставалась с Салли все время, пока она готовила обед, – такая же смутно тревожная, как улыбка Чеширского кота.
Когда Марк и Салли обедали на балконе, к дому подъехал автомобиль. Из него вышла испанская пара, которую Салли видела утром, и еще одна – с маленькой девочкой, похожей на пион в своих накрахмаленных нижних юбках. Вдова выбежала им навстречу, широко распахнув ворота, словно они были покрыты золотом и драгоценными камнями, и чуть ли не приседала, пока четверо испанцев с ребенком входили в дом.
В три часа дня Марк и Салли покинули свою комнату, чтобы пойти искупаться. Марк не любил ходить раньше – тогда пляж заполняли толпы толстых смуглых женщин и смазанных маслом для загара пижонов, а вот с трех до пяти, во время сиесты, пляж принадлежал только им. На втором этаже все ставни были закрыты, в комнатах было тихо и сумеречно, как в больнице. Салли закрыла за ними дверь. Ей отозвалось замогильное эхо.
– Тс-с. – Это ядовитое шипение издала вдова Мангада, стоявшая у подножия лестницы. Шепча и преувеличенно размахивая руками, она дала понять молодым людям, что испанцы спят, и призывала Марка и Салли войти в их положение.
– Вот те раз! – воскликнул Марк, когда они были уже в безопасности на берегу. – Как изменился ее тон!
Так случилось, что испанцы отправились ужинать в одну из городских гостиниц. Вечером Салли тушила на керосинке тунца в густом сметанном соусе, опасливо прислушиваясь к легким, почти неслышным шагам хозяйки. Она стала страшиться этих шагов. За пределами комнаты Салли ощущала себя уязвимой мишенью на вражеской территории.
Выключив керосинку, она услышала легкое шипение, словно огонь еще не погас. Склонившись, она подула, чтобы окончательно затушить фитиль. И тогда длинный язык пламени метнулся ей в лицо. Испугавшись, Салли отпрянула в сторону. Целился прямо в глаза, невесело думала она, утирая слезы от едкого дыма.
После еды Салли открыла воду, и та свободно текла на тарелки, но тут в кухню влетела вдова, сразу же устремилась к раковине и воткнула в слив затычку.
– Не надо зря тратить воду, – наставительно заметила она. – Вода – дорогое удовольствие.
Дождавшись ухода хозяйки, Салли тут же вытащила пробку и открыла кран до отказа, испытывая сладостное чувство вседозволенности.
На следующее утро Салли разбудил голос вдовы в коридоре. По непривычно взволнованному, извиняющемуся тону хозяйки Салли поняла, что случилась беда. Испытывая любопытство, она на цыпочках подошла к двери и, словно переняв у вдовы заразную болезнь, приложила глаз к замочной скважине. А потом со смехом растормошила спящего Марка.