Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

Коротким жестом он предложил Перегрину пройти вперед. Перегрин повиновался.

Он вышел в верхнее фойе и сразу наткнулся на Гарри Гроува.

– Привет, малыш, – воскликнул Гарри, просияв. – Я только хотел позвонить по телефону. Мы с Дестини…

Он резко замолчал, кивнул через плечо Перегрина на мистера Кондусиса и сказал:

– Ну вот, гляди, что я наделал! Мастер влипать в неловкости. Это мой единственный талант.

Мистер Кондусис произнес:

– Доброе утро, Гроув. – Он стоял в дверях, глядя прямо перед собой.

– И вам, волшебный фей-крестный, патрон, светоч и все прочее, – сказал Гарри. – Пришли взглянуть на новое детище, на собственный живой «Дельфин»?

– Да, – ответил мистер Кондусис.

– Взгляните-ка на милого Перри! – воскликнул Гарри. – Он остолбенел от моей неуместной фамильярности. Правда, Перри?

– И не в первый раз, – сказал Перегрин и почувствовал, что стал жертвой, хотя должен был бы владеть ситуацией.

– Ну что ж, – сказал Гарри, с наслаждением переводя взгляд с одного собеседника на другого. – Не стоит дальше гробить свою репутацию? Не нужно и заставлять милых дам ждать! – Он повернулся к мистеру Кондусису со смиренным почтением. – Правда, я надеюсь, мы вам понравимся, сэр. Наверное, замечательно быть человеком, который использует свою мощь, чтобы спасти тонущий театр, вместо того чтобы утопить. Это еще удивительнее, поскольку у вас ведь нет личного интереса в нашем презренном ремесле. Правда?

– Я в этом ничего не понимаю.

– Да. Как уксус, который не смешивается с маслом, – сказал Гарри. – Или с нефтью? Все время забываю. Ходили на яхте в последнее время? Впрочем, я вам докучаю. До свидания, сэр. Напомните обо мне миссис Г. Увидимся, Перри.

Он сбежал по лестнице и вышел в парадную дверь. Мистер Кондусис сказал:

– Я опаздываю.

Они спустились по лестнице и прошли по фойе к портику. У двери стоял «даймлер», а рядом ожидал знакомый шофер. Перегрин испытал шок: на секунду показалось, что его снова повезут на Друри-плейс.

– Доброго утра, – повторил мистер Кондусис.

Он уехал, а Перегрин присоединился к Джереми в их любимом ресторанчике в Суррей-сайд.

III

Он рассказал труппе о перчатке перед вечерней репетицией. Все заинтересованно зашумели. Дестини Мид пришла в необычайное волнение и поразилась, узнав, что перчатка и вправду «историческая»; по мнению актрисы, ее следовало использовать, как реквизит, на сцене. Маркус Найт явно был еще слишком разгневан, чтобы слушать внимательно. Он видел, как вернулась Дестини – с опозданием на пять минут и весело болтая с У. Хартли Гроувом. Гертруда Брейси тоже была не в духе – по той же причине.

Гарри Гроув, услышав про перчатку, проявил живейший интерес и воскликнул, как всегда, легкомысленно:

– Надо рассказать об этом миссис Констанции Гузман!

– А кто такая, – спросил Перегрин, – эта миссис Констанция Гузман?

– Спроси у Короля-Дельфина, – ответил Гарри. Таким нелепым прозвищем он упорно называл Маркуса Найта, к явному неудовольствию последнего. Перегрин заметил, как Найт покраснел до корней волос.

Из всей труппы двое особенно живо восприняли рассказ Перегрина: Эмили Данн и Чарльз Рэндом. Тот без устали повторял:

– Не может быть! Ну, теперь-то мы знаем, что тебя вдохновило. Нет, невероятно!

Щеки Эмили порозовели, глаза блестели – и на это тоже было приятно смотреть.

Уинтер Моррис, которого тоже позвали на встречу, пришел в восторг.

– Такая история заставит газеты пожалеть, что у них первая полоса размером не с лист ватмана!

Тревора Вера на репетиции не было.

Перегрин пообещал Джереми, что договорится в музее и тот сможет изучать перчатку столько, сколько пожелает. Моррис должен был общаться с мистером Гринслейдом по поводу установки сейфа в театре, а актерам еще раз напомнили о секретности, хотя подспудно подразумевалось, что небольшая утечка не повлечет за собой катастрофы, если не побеспокоит мистера Кондусиса.

Видимо, воодушевленная историей с перчаткой, труппа работала этим вечером замечательно. Перегрин начал выстраивать непростой второй акт и восторгался тем, как справляется с ролью Маркус Найт.

У таких актеров, как Маркус, невозможно сказать, где кончается тонкий расчет и технические приемы и начинается искренность, которую называют звездным профессионализмом. На первых репетициях он вытворял черте-что: кричал, выделял случайно выбранные слова, делал странные, почти мистические жесты и смущал партнеров – произносил реплики, зажмурившись и молитвенно сложив ладони у подбородка. Из всей этой нелепицы порой выскакивали искорки действительно потрясающих находок, благодаря которым Найт, еще молодой человек, так высоко ценился в своей рискованной профессии. А затем, выйдя из инкубационного периода, его роль разворачивалась в полный рост.