Мертвые хватают живых

За семнадцать лет руководства страной вождь привык к победам — подлинным и вымышленным. (Первых, справедливости ради следует признать, было несравненно больше, и не о цене за них в данном случае идет речь, хотя в исторической перспективе именно непомерная стоимость иных "триумфов" превращает их в свои противоположности). Даже немногие поражения (о которых говорить было не принято, и вина за которые неизменно возлагалась на реальных и мифических противников генерального секретаря) в конечно итоге приносили ему дивиденды. Но… был Польский поход 1920 года, которому, правда, предшествовало освобождение Киева и выход на советско-польскую границу. Но закончился он — Иосиф Виссарионович наедине с собой мог называть вещи своими именами — полным фиаско: Варшава не взята, Красная Армия, неся огромные потери, была вынуждена отступить, советизация Польши отложена на неопределенный срок, а вековой враг по-прежнему заглядывается на русские земли вплоть до Смоленска. Тухачевский, командовавший тогда Западным фронтом, в 1937 году ответил жизнью в том числе и за это, и уже скоро, в феврале текущего года понесет наказание и сидящий на Лубянке Егоров, руководивший действиями Юго-Западного фронта. Маршалы го….е! Однако существовало одно "маленькое" "но": гениальный Сталин был членом реввоенсовета Юго-Западного фронта, и нес, по идее, свою долю ответственности за неудачу столь многое обещавшей кампании. Сталин в сердцах стукнул карандашом по столешнице. Сколько лет прошло, а рана в сердце продолжает свербеть. Ничего, Польша за все ответит, и за его поражение девятнадцатилетней давности — тоже! Против воли он снова издали посмотрел на географическую карту. Ишь, как ни в чем ни бывало, красуется почти в центре Европы! А ведь без малого полтораста лет не было такого государства, не было. Отщипывали от него понемножку Россия, Австрия и Пруссия, отщипывали, да и съели незаметно…

Крах Речи Посполитой в XVIII веке был вторым поводом, позволявшим Сталину относится к сопредельному государству с изрядной долей презрения. Конец был закономерен: из века в век отдавали немцу исконные польские земли на западе, а сами тщились прихватить чужое на востоке! И потом: пропили, проели, прокричали на сеймах и сеймиках, собиравшихся по поводу и без оного, свою шляхетскую республику. Ну, скажите на милость, что это за страна, и имеет ли она право на существование, если исчезла с карты Европы, по существу, из-за права вето? Это ж надо было догадаться, наделить им поголовно всех представителей шляхты, от владетельных магнатов до последнего дворянчика, у которого кроме луженой глотки да сабли, ничего другого за душой не было и не предвиделось! В результате законодательная ветвь власти не может принять ни одного решения, а исполнительная (король — заложник и сейма, и магнатов) — страдает бледной немочью. Конец очевиден… а вывод прост: демократия — на этом месте своих размышлений он иронически хмыкнул и покрутил головой — для государства то же самое, что рак для отдельного человека. Еще раз хмыкнув (на этот раз с удовольствием: фраза получилась образной и афористичной), генеральный секретарь ЦК ВКП(б) решил, что перекур (трубка как-то сама собой задымила у него в руке, он даже не заметил, когда), слишком затянулся, и пора приниматься за работу: на ужин он еще, похоже, не заработал! А на днях следует, не откладывая, встретиться с Молотовым: с Польшей надо, наконец, решать…

Из выступления А. Гитлера в июне 1939 г. (текст и стиль подлинные, приведены без изменений):

"… Если дело дойдет до скрещения германо-польского оружия, то германская армия будет действовать жестоко и беспощадно. Немцы во всем мире ославлены, как гунны, но то, что произойдет в случае войны с Польшей, превзойдет и затмит гуннов. Эта безудержность в германских военных действиях необходима, чтобы продемонстрировать государствам Европы и Юго-Востока на примере уничтожения Польши, что означает в условиях сегодняшнего дня противоречить желаниям немцев и провоцировать Германию на введение военных сил".

— Петька, ты? — более идиотского вопроса Гусь (разумеется, друзья называли майора Гусева именно так) придумать не мог: Клаутов жил один, и посторонняя женщина еще могла бы снять трубку, но мужчина… — Не разбудил?

— У аппарата Рип Ван Винкль, — хриплым со сна голосом представился журналист. — Спасибо, что разбудил! Очень своевременно…

— Извини, брат, — без малейшей тени раскаяния повинился Михаил, — но совершенно точно установлено, что избыток сна также вреден, как и недосып. У меня…

— Спасибо за заботу! — ядовито поблагодарил отчаянно зевавший Клаутов, наконец-то сфокусировавший глаза на стенных часах и убедившийся, что едва минуло десять часов.

— Не за что! Я только из Внукова. У меня имеется большая корзина… Знаешь, на юге плетут такие, в них можно поросенка унести?

— Ну, есть такое дело, — вяло признал Петр, отчаянно пытаясь понять, какого лешего Мишка разбудил его в такую рань: не о плетении же корзин поговорить?