Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей

Таким образом, можно считать установленным, что широкие круги русских читателей узнавали о теории Дарвина не из первых рук, а из многочисленных пересказов и популярных изложений, авторы которых опирались как на немецкий перевод, так и на свои собственные измышления. Университетские профессора рассказывали о дарвинизме студентам на лекциях, прогрессивные публицисты излагали теорию как новейшее слово в науке, нанесшее сокрушительный удар по «суевериям», а публицисты консервативные пересказывали ее, чтобы затем опровергнуть. Как и в зарубежной Европе, большинство русских читателей интересовалось не научной составляющей дарвинизма, а его возможным влиянием на общество, мораль и религию. Непременно вставал и животрепещущий вопрос о происхождении человека, об «обезьяне», о которой, как мы помним, Дарвин в «Происхождении видов» благоразумно умолчал. Эти толки и пересуды вполне могли дойти и до подпольного человека в его «дрянной скверной квартире». Не знать и не рассуждать о дарвинизме в тогдашнем образованном обществе, вероятно, считалось признаком дурного тона.

Новая теория попала в России на весьма благодатную почву. Начало 60-х гг. позапрошлого века в нашем отечестве было временем очень и очень интересным.

Почти все авторы, писавшие о триумфальном пришествии Дарвина в Россию, начинали свой рассказ с тяжелого и обидного поражения в Крымской войне, показавшего всем мыслящим людям, что дела «в Датском королевстве» идут неважно и надо срочно что-то менять. Понимал это и молодой царь Александр II, инициировавший проведение в стране масштабных реформ, равных которым не было с эпохи Петра Великого. Как и Петр в свое время, русские «верхи» и интеллигенция обратились за опытом к Европе. По словам американского историка Джеймса Биллингтона, поражение в войне стало «гибельным для напыщенного самодовольства николаевской России и оставило ощущение национальной неполноценности с одной стороны, а с другой – стимулировало новшества и реформы». Традиционные союзницы России – Пруссия и Австрия – не пришли ей на помощь, поэтому страна была вынуждена обратиться к «победоносным либеральным державам Запада, Франции и Англии, в поисках технического и идейного обновления»{148}

. Русский философ Василий Розанов позднее писал, что в начале 1860-х гг. страна напоминала «огромную доменную печь, которая горела, пылала и с запада жадно тянула только горючий материал, черный каменный уголь для своего пылания»{149}. В первую очередь «топливом» служили новые идеи: научные, философские, экономические. Дарвин со своими «Происхождением» и пресловутой «обезьяной» угодил в самую гущу борьбы мнений, разделившей Россию того времени на ряд противоборствующих лагерей. Умы будоражились последними открытиями в области естественных наук, с головы на ноги (или с ног на голову, если угодно) переворачивавшими привычное и уютное, веками складывавшееся мировоззрение.

«Продвинутая» молодежь обоего пола увлекалась физиологией, анатомией и химией, мечтала об учебе в германских университетах{150}, горячо спорила на научные и социальные темы. Мистика и религиозность у нового поколения были не в почете. Старики, как старикам и полагается, недовольно брюзжали. Престарелый поэт Петр Вяземский в 1866 г. писал:

Одно теперь у нас в предмете:

Познанье гадов, их примет,Чтоб доказать, что в Божьем светеДуше и Богу места нет.

Не надо старых нам игрушек:Не в анатомию страстей,А в анатомию лягушек

Впились Бальзаки наших дней.

«Вскрытие лягушек» стало одним из стереотипов или, выражаясь современным языком, мемов того времени, описывавших младое племя, вошедшее в историю государства Российского под именем нигилистов. Nihil по-латыни – «ничто». Этимологию этого слова можно понимать двояко. То ли «ничто» не должно остаться от одряхлевшего, умирающего мира, ценности и нормы которого («старые игрушки») нигилисты с громким смехом отвергали. То ли «ничто» в старом, загнившем мировоззрении не следует принимать всерьез. А скорее всего, и то и другое разом.

Конечно, на голом отрицании ничего не создашь. Построить новый, гораздо лучший мир поможет «позитивное знание», основанное на достижениях естественных наук. Вот почему самый известный нигилист – Евгений Базаров из тургеневского романа «Отцы и дети» – сделался врачом, а не философом или филологом и увлеченно препарирует лягушек.