Месма

Прохор Михайлович вдруг чётко осознал, что расположение этих резаных линий далеко не случайно. Он никогда не мог взять в толк, зачем Августа делала это, зачем глумилась над человеком, которого так жестоко убила? Но теперь вдруг понял, что в этом ужасающем действе был заложен смысл, недоступный его пониманию! Изрезанное ножом Августы мёртвое лицо несчастного лейтенанта, запечатленное на фотоснимке, несло на себе некий тайный знак, какое-то послание… или заклятие, выраженное в «графической» форме. Потому-то Августа и оставила фотографию Прохору, а не взяла ее себе, как он ожидал; потому-то и велела спрятать и бережно хранить…

Прохор Михайлович ощутил, как на его лбу выступил обильный холодный пот.

Да нет… такое решительно невозможно!

Он слишком перенервничал, переутомился, недоедал, не досыпал, и вот теперь у него не на шутку разыгралось его больное воображение. Не бывает такого! Какое еще послание, какое заклятие? Не может этого быть! не может — и всё!

Прохор Михайлович слегка дрожащими пальцами бережно убрал снимок на место — в сдвоенное дно выдвижного ящика, и закрыл его. Долгое время сидел перед ним, уставившись на ящик неподвижным и невидящим взглядом.

Неужели Августа оберегала его и сейчас — вот через эту страшную, завораживающе-притягательную фотографию? Если хоть на миг допустить такое, то можно не сомневаться: она делала это отнюдь не ради него, а исключительно для каких-то собственных целей. Она не раз повторяла ему, порой со смехом: мол, ты мне еще нужен… Но вот для чего нужен — этого она никогда не говорила.

И вот теперь Августы нет. А оставленное ею фото продолжает оберегать его? Страшное, таинственное заклятие продолжает действовать? Он, Прохор, предал Августу ради спасения ее будущих жертв, но при этом некое таинственное действо, которое она предназначала ему и ради которого каким-то мистическим образом оберегала его, осталось невыполненным? И что же это за действо?

Прохор Михайлович не знал… Зато он вдруг совершенно внезапно и отчётливо уяснил себе: вот сожги он эту зловещую фотографию или просто потеряй ее, и тогда… за ним снова приедут! И на сей раз уже никакие мистические чудеса его не спасут!

Фотомастер втянул голову в плечи, ему сделалось жутко. Чтобы как-то отвлечь себя от этих тяжких размышлений, Прохор Михайлович принялся наводить порядок в помещении, действуя с тем энтузиазмом, который допускали его подорванные силы…

А через несколько дней Прохор Михайлович сходил в милицию. Он хотел увидеть Шатохина. Это ему удалось лишь с третьего посещения — оперуполномоченного было весьма нелегко застать в служебном кабинете.

— А-а, Прохор Михайлович! — с хмурой улыбкой приветствовал его капитан. Синеватые круги под глазами, исхудавшее, осунувшееся лицо красноречиво свидетельствовало о том, что, по крайней мере, минувшую ночь Шатохин провёл на ногах. Вакулину стало неловко за свой визит: человек с ног сбивается, ловит преступников, мародёров, воров, которых в войну развелось, как тараканов, а он тут еще лезет со своими сугубо личными расспросами…

— Ради Бога, простите меня, Василий Петрович, но я не займу у вас много времени. У меня к вам лишь один вопрос…

— Не нашли, — хмуро отозвался Шатохин, кладя на стол свою форменную фуражку.

— Что?.. — опешил от неожиданности Вакулин.

— Я говорю: вашу соседку не нашли! — с нажимом повторил капитан. — Я ведь верно угадал ваш вопрос?

— Да-да… совершенно верно…

— Все трупы, собранные на пристани, по берегам и выловленные в реке, были опознаны, выданы родным и захоронены, — жёстко сказал Шатохин. — Были и неопознанные — их похоронили в братской могиле. Но вашей… э-э… знакомой среди них не было.

— Я понял, — кивнул в ответ Прохор Михайлович. — Понял… спасибо вам большое и еще раз простите.

— Как ваши дела? — с участием спросил милиционер. — Вас ведь освободили из-под ареста?

— Да… вы представляете? это было так неожиданно… даже поверить трудно!

— Ну почему же? — усмехнулся Шатохин. — Соседство с преступниками не есть преступление. Даже, если вы их фотографируете в силу своей профессии. Кстати, ваша фотография с ее портретом очень нам помогла. Правда, поймать людоедку так и не удалось, но мы хотя бы знаем, где она приняла свою смерть, вполне заслуженную, между прочим.

- Но если она погибла на пароме, почему же среди мертвых ее нет? — рассеянно спросил фотограф.

— Прохор Михайлович! — укоризненно заметил капитан. — Никто не знает точно, сколько людей было на пароме! Вы что же, думаете, мы выловили всех? Чьи-то тела унесло течением, или затянуло в омуты, или прибило под коряги и прибрежные кусты; кого-то вообще разорвало при взрыве в клочья! Даже, если где-то и когда-то всплывут еще чьи-то останки, опознать их уже не удастся. Больше месяца прошло! Так что могилы вашей соседки не существует, и перестаньте мучить себя понапрасну. Подумайте лучше о себе! Вы и так чуть не были признаны соучастником! а это очень серьёзное обвинение. Всё обошлось, и слава Богу, живите себе дальше.

Вакулин еще раз поблагодарил капитана и ушел.