Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

Всадник, похоже, так и не повернулся ко мне, и я не запомнила его лица, его очертания слились с туманом в одно целое — когда он начал двигаться, я только видела, как колеблется туман.

На дороге появился знакомый мне мост; он уж точно меня не обманет. В юности этот мост был для меня границей, разделяющей юг и север, а текущая под ним река отделяла восток от запада. Лонжероны моста, казалось, упирались в самые облака; каждый раз, когда я проходила по мосту, его величие приводило меня в ужас. Насколько я помню, страшнее всего было проходить по мосту в первый раз, так как тогда я еще ничего о нем не знала — надо мной нависала массивная серая стальная конструкция, изогнутая словно скелет динозавра, и мне казалось, что я должна вскарабкаться на этот кривой каркас. Подойдя поближе, я обнаружила, что у моста есть проезжая часть, и сложный каркас над ней предназначен для поддержания моста, а не для того, чтобы по нему ходили или лазали.

Внешний вид моста в точности совпадал с моими воспоминаниями, так же, как и движущийся по нему поток транспорта. Ясно помнила и то, что на мосту были заклепки, но их я не увидела. Стальной каркас тяжело нависал над мостом и был покрыт густым желтым кремообразным веществом, похожим на тунговое масло, на котором легко поскользнуться; или на смолу, на которую ловят пауков, чтобы те не плели паутины. В еще большее недоумение меня повергли гирлянды из колючих кустов, покрывающие стальную конструкцию. Все-таки какое же бедствие могло вызвать такие перемены? Не помню, чтобы раньше на каркасе моста была колючка, которая теперь бурно разрослась, особенно внизу, где она больше напоминала ядовитые джунгли из кактусов.

Всадник свистнул через щель между зубами, будто говоря: не нужно считать, что ты сам все сможешь запомнить, на воспоминания одного человека нельзя положиться.

Я задумалась о глубинном смысле этой мысли и почувствовала, как по непонятной причине мост вздрогнул; мне показалось, что это от боли, которую причиняли ему колючки. Стальную конструкцию вдруг будто свело судорогой, мост словно стал тем связующим звеном, которое способно передать боль одного человека многим другим.

Я не могу определить, вижу ли я, как кто-то свисает со стального каркаса, потому что этот человек непропорционально мал в сравнении с мостом, и его, как незатянутую заклепку, сносят потоки ветра.

Сильный ветер резкими порывами как будто затачивает лезвие о стальной каркас.

Кто же это свисает с моста? Как он думает, куда можно попасть, пройдя по каркасу?

Вновь прибывший? Так же, как и я ранее, считает, что нужно переходить мост, цепляясь за угрожающего вида каркас? Заблудившийся, который должен забраться повыше, чтобы ясно разглядеть этот город? Молящийся? Надеется добраться до неба и донести свои мольбы? Отчаявшийся? Все другие пути для него отрезаны, и он должен пройти там, где нельзя, и попытаться проникнуть в этот город самой прямой и опасной дорогой?

На него не падает свет, и нет блеска в глазах. У него есть только туман — туман между человеком и мостом, туман между человеком и человеком, туман, покрывающий все вокруг.

Я говорю всаднику:

— Похоже, там кто-то есть.

Всадник отвечает:

— Там никого нет.

Я снова говорю:

— Там точно кто-то есть.

Всадник вновь отвечает:

— Чепуха, это невозможно.

По логике всадника, тому, что человек видит, тоже нельзя верить.

Я не думала, что путь может оказаться столь далеким. Дорога становится длиннее с каждым шагом, это вышло за рамки моего понимания; очертания города превратились в один размытый силуэт, переместились на задний план и слились с горизонтом, — все это от нас уже далеко. Впрочем, мне кажется, что этот момент, когда мы двигались по дороге, отложился у меня в памяти, я помню высохшую траву по одну сторону дороги и щебень — по другую, помню, что дорога была грязная, разбитая и с глубокой колеей.

Я спрашиваю:

— Зачем мы сюда приехали? Я не собиралась выезжать за город.

Всадник отвечает:

— Ты не знаешь, что ввели военное положение?

Я вроде бы помню это, а вроде бы и нет. Всадник говорит:

— Теперь все поменялось, после землетрясения даже деревья ветвятся по-другому, могут ли дорожные развилки остаться прежними?

Мне кажется, что он прав, только вот пустота в сердце от этого стала еще больше. Я не помню, как слезла с лошади будто с ковра-самолета. Всадник исчез.

Я обнаружила, что оказалась в необычном месте: несколько зданий цилиндрической формы, которые создавали вокруг меня непроходимые дебри, скопления различных предметов вокруг, своими очертаниями напоминающие горы, скалы и деревья. Сверху меня придавило чем-то огромным и шарообразным, и ничего больше не оставалось, как выгнуть спину. Дороги не было, и я могла только догадываться, стою я на вершине утеса или на крыше здания. Я совершенно не ориентируюсь в пространстве и уже напрочь забыла название учреждения, в которое собиралась.

Меня окружили несколько человек в униформе и спросили, зачем я сюда пришла. Я сказала им, что живу в этом здании и хочу посмотреть на наш источник воды и осмотреться вокруг.