Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

Всех, кому удалось «уехать из деревни», считают выдающимися. Среди таковых немало талантливых девушек вроде легендарной Хуа Мулань[140] или Ли Цинчжао[141]

. Если такая девушка прославится и про нее начнут говорить по радио или по телевизору, то для родной деревни это станет большой честью. Поэтому доведись туда приехать журналистам, желающим узнать, как она росла, их тотчас обступят местные жители, борясь за право сказать какие-нибудь добрые слова… А еще через некоторое время эта успешная дочь заберет в большой город за счастливой жизнью своих родителей. Многочисленных родственников кроме праздного любопытства неизбежно посетит мысль «воспользоваться связями», и начнется череда бесконечных радостных визитов в город. А потом они в красивых обновках возвратятся в деревню. Едва ступив на родную землю, они тотчас побегут делиться городскими новостями, рассказывая, куда ходили, что ели, что пили. Они без устали будут хвалить добрых предков девочки и восхищаться ее счастливыми родителями. И тут уже даже слова бессильны описать их эмоции.

Можно сказать, что семьи, в которых вырастают такие девочки, значительно приумножают свою добрую славу. Талантливые девушки в родных деревнях всегда на слуху. Истории о них всегда вызывают интерес и порой даже приобретают легендарный характер. Пересказанные тысячу раз, они по-прежнему вызывают в деревне неподдельное восхищение, от которого слушатели еще несколько дней цокают языком и завистливо досадуют на то, что такая девочка родилась не в их семье, отныне она всегда будет ставиться в пример детям.

И в этом заключается великое счастье от «радости по случаю рождения дочери», можно сказать, это ее предельное выражение. Ведь радость, в конце концов, это именно радость, и лица у людей светятся счастьем!

Не Сяоюй. Моя тетушка

Обращение «тетушка» связано с самой тетушкой, но для меня оно чужое. Мою тетушку мы все называли тетя и всегда, с самого детства, обращались к ней по имени — тетя Цайюй. Лишь когда говорили о ней с посторонними людьми, то называли просто тетушкой.

Я очень мало общалась с тетушкой. Она уехала из нашего поселка Няньюйсюй[142] в город, когда я была еще маленькой. Тетушка очень редко приезжала домой, но часто присылала посылки с одеждой: шерстяные пальто, свитеры, платья на подкладке, шарфы и перчатки. Обычно это были вещи, которые она когда-то носила, все как новенькие и очень модные. Хотя эти вещи висели на мне мешком, я носила их с удовольствием. Только когда я перешла в старшую школу, эти платья стали мне впору, и тогда я частенько ловила на себе завистливые взгляды, отчего в глубине души испытывала удовлетворение.

Из города тетушка переехала в Хайкоу[143]

, а из Хайкоу — в Пекин. За все эти годы, что тетушка занималась своим бизнесом, она приезжала домой всего лишь два раза (мы тогда уже переехали в уездный город Хуажун). Оба раза тетушка приезжала на Праздник весны и в общей сложности провела дома не больше двух недель. Кажется, что с тетушкой меня в основном связывала именно эта красивая одежда.

Каждый раз, когда я вспоминаю тетушку, то по-прежнему представляю ее белолицей тридцатилетней молодой женщиной с завитой челкой и пышными волосами, завязанными в пучок чистой лентой; ее руки скрещены на груди, она сидит на диване, забросив ногу на ногу, и смотрит в экран телевизора. Или со сложенными за спиной руками она то постоит, то пройдется по комнате. Даже в холодную зиму тетушка приезжала налегке, выглядела молодой и бодрой, без тени усталости. В год, когда тетушка приехала к нам домой, за окном кружились снежинки, мы все расселись возле печки, укутавшись в ватное одеяло, но только тетушка отказалась садиться с нами. На ней было меховое оранжевое пальто наподобие пончо без пояса и пуговиц, из-под которого виднелся белый шерстяной свитер с низким воротом, открывающим светлую шею, и тонкие обтягивающие черные брюки. Обувка была еще более легкой: шелковые носки и кожаные ботинки. Мать придвинула стул и позвала тетушку погреться у огня, на что тетушка ответила: «А зачем греться?» — и продолжила ходить по дому взад-вперед со скрещенными на груди руками и устремленным вперед взглядом, изредка останавливаясь или у зеркала, чтобы поправить выбившуюся прядь волос, или там, куда сквозь окно падали солнечные лучи.

Сейчас тетушке, должно быть, уже за пятьдесят. Я точно не знаю. У тетушки всегда был неопределенный возраст. Я знаю наверняка лишь то, что свое имя тетушка поменяла. Вскоре после переезда в Хайкоу тетушка прислала письмо, в котором написала, что она меняет прописку, и просила старшего дядю съездить в город отыскать знакомых, которые походатайствуют об изменении в удостоверении личности ее имени с Чжэн Цайюй на Чжэн Цзе. С тех пор тетушка стала называться Чжэн Цзе. Заодно ей уменьшили возраст на несколько лет.