Потому проколотые уши третьего волхва, а также его чернокожего слуги представляли их как выходцев из далеких земель, где действуют совсем другие нормы благопристойности. При этом серьги сами по себе не указывали на то, что их обладатель – враг Христов. Например, один южнонемецкий мастер в начале XVI в. изобразил св. Маврикия и воинов его фиванского легиона, принявших мученичество за Христа, в облике чернокожих рыцарей. У двух из них в ушах видны золотые серьги – их расовая инаковость оправдывала эксцентричность одежды и украшений, которую вряд ли сочли бы уместной, если бы речь шла о святых с белой кожей[186]
. У темнокожих волхвов и их слуг серьги, как и прочие экзотические детали, вероятно, подчеркивали универсальность христианского послания – спасение открыто для всех, даже для «эфиопов» или «мавров»[187].На «Рождестве», написанном Жаком Даре в 1434–1435 гг. для монастыря Сен-Вааст в Аррасе, между Девой Марией и Иосифом на коленях перед младенцем Иисусом стоят две еврейские повитухи: Саломея и Зебель[188]
. В Евангелиях они не упоминались, но церковная традиция унаследовала их из апокрифов: «Протоевангелия Иакова», «Евангелия псевдо-Матфея» и «Книги о детстве Спасителя». В самом раннем из этих текстов, «Протоевангелии Иакова», первая повитуха (Зебель), увидев сияние, сразу же уверовала в то, что чудесный младенец был рожден девой. А вторая (Саломея) попросила дать ей удостовериться в девстве Марии. Но, как только она притронулась к телу девы, ее рука отсохла. А исцелилась она лишь после того, как по наставлению ангела прикоснулась к самому младенцу[189].В отличие от скромной Зебели, Саломея у Даре изображена в роскошном платье с золотой вышивкой. Ее рукава украшены жемчугом, на голове – белый тюрбан, а в ухе – золотая сережка. Эти детали должны были подчеркнуть ее суетность и привязанность к мирским благам (скорее всего, важно и то, что она, единственная из персонажей, изображена в профиль). Однако над ее головой художник изобразил ангела. Он направляет ее руки к младенцу, который дарует ей исцеление. Перед нами неверующая, которая уверует, грешница, которую ждет спасение. В этом плане ее можно сравнить с волхвами – язычниками, пришедшими поклониться Христу.
Одновременно в нидерландской живописи XV в. есть примеры, когда серьги явно маркировали негативных, даже демонических персонажей – прежде всего, палачей Христа и святых (рис. 62)[190]
.Рис. 62.
Гертген тот Синт-Янс. Сожжение реликвий Иоанна Крестителя, ок. 1484 г.
Франс Краббе ван Эсплегем. Портрет чернокожего, 1522 г.
Сам Босх на панели «Се человек» (ок. 1475–1485 гг.) изобразил серьгу в ухе у серолицего воина с плетью, стоящего за спиной у скорбного Сына человеческого[191]
. А на «Несении креста», которое через несколько десятилетий после смерти Босха написал кто-то из его учеников или подражателей, у дьявольски уродливых палачей серьги вдеты не только в уши, но и в подбородки (рис. 63)[192].Все это означает, что серьги появились в иконографии чернокожего волхва задолго до Босха и, видимо, были нейтрально-экзотическим знаком. Тем не менее в других его работах и в работах его подражателей они служили атрибутами врагов Христа. А на самом «Поклонении волхвов» золотая серьга с такой же жемчужиной вдета в ногу Антихриста. А это заставляет внимательнее отнестись к гипотезе о том, что третий волхв у Босха принадлежит к миру зла.
Еще одна странная деталь в его облике и облике его слуги – это вышивка по нижнему краю одежды. На подоле его плаща Босх изобразил четырех птиц, которые клюют зерна, вываливающиеся из круглых плодов. Они сделаны из жемчужин. В белом одеянии чернокожего волхва вообще много жемчуга: эти ягоды, странное украшение, свисающее с его правой руки, серьга в ухе[193]
. Похожие плоды с птицами появляются у Босха и в «Саде земных наслаждений», и в «Иоанне Крестителе в пустыне». И там они, как предполагают некоторые историки, символизировали плотские искушения или мирские радости, отвлекавшие святых от помышлений о горнем.Рис. 63. Серьги истязателей Христа.