Между нами только ночь

“…И местные жители – представляешь, Мальвин? – меня больше всего удивило – разговаривают по-русски!”

– Теперь я буду жить вечно, как Огурец! – он мне говорил после этого случая. – Пойду на пенсию, сяду с собакой у “винного”, брошу на землю шляпу и за небольшую плату стану показывать фокусы.

– Огурец у меня постарел, – жаловался Леонтий. – Совсем глухой стал, не слышит команды. Я думал, как же мы будем работать – без звукого сигнала? А он – по глазам: на какую игрушку я посмотрю, ту и берет. И по губам определяет, что я у него спрашиваю. Усядется на пенечке – морда седенькая, ушки седые…

К двум прибавить два?

Лает четыре раза.

К двум прибавить три?

Лает пять.

Что тебе принести, Леонтий? Вон того резинового ежика? Пожалуйста. Кого-кого? Повтори? Плюшевого тигра? Будьте любезны!..

В некий день некоего месяца некоего года мы встретились весной на Масленицу. Леонтий ждал меня на Тверской с букетом безудержно красных гвоздик, такие неукротимые алые гвоздики любила моя бабушка, революционерка.

– Эти гвоздики, – гордо сказал Леонтий, – я купил тебе заблаговременно на Киевском вокзале, они там всего по пятерке, а тут – девятнадцать рублей!

Оказывается, Леонтий к моему приходу напек блинов.

Так мы сидели с ним, ели блины с медом, запивая хересом, понятия не имея, что видимся в последний раз.

А может быть, я ошибаюсь, как самурай, который пометил на борту лодки то место, куда упал в реку меч.

Леонтий иногда позванивал: на Новый год – обязательно! и на дни рожденья. Однажды я услышала голос Леонтия в трубке – спокойный, приветливый, как всегда:

– Мальвин, – сказал он, – ты только не пугайся: у меня там какие-то затемнения в легких. Но это ничего не значит. Умирать я не собираюсь.

– Леонтий, – говорю, – не умирай. Не умирай, я тебя прошу!

– Договорились, – ответил он. – Я к тебе по делу: завтра будет спектакль в театре “Апарте” на “Арбатской”. Пьеса по анекдоту – комедия про то, как одна женщина подумала, что ее собака загрызла кролика у соседа. А она не загрызла, он сам умер, этот кролик, и сосед его в землю закопал. А собака его откопала и принесла своей хозяйке. А хозяйка подумала, что загрызла ее собака. Ну, она его привела в порядок…

– Кого? – я спрашиваю в отчаянии.

– Да кролика! И незаметно посадила обратно в клетку, как ни в чем не бывало, понимаешь? Чтобы сосед подумал, что его кролик умер в своей постели. Сосед возвращается – видит, кролик, которого он закопал, потому что тот умер, опять сидит чистенький, пушистый у себя в клетке. Только мертвый.

– Какой ужас! – говорю я.

– Это анекдот! – воскликнул Леонтий. – Ты совсем потеряла чувство юмора. У меня там звери работают – пудель и кролик. Но не в этом суть. В главной роли потрясающая актриса – Инга. Ты не поверишь – она даже попой играет! Такая талантливая. Столько премий наполучала! На всех фестивалях. Ее ждет великое будущее. Мальвин, может, ты придешь? В финале в костюме дедушки Дурова я выхожу на поклон. Хотя вообще я сейчас в больнице, но меня отпускают на субботу с воскресеньем…

Я говорю:

– Леонтий, умоляю, дай я приду к тебе в больницу или домой. Только не в театр! Я его разлюбила, Леонтий!

И еще – я не стала, конечно, ему говорить, но какая-то юная актриса, которая понравилась любвеобильному Леонтию, наверняка не произвела бы на меня ни малейшего впечатления.

Слышу, он замолчал. Бывает такое оглушительное молчание – что хочется заткнуть уши или накрыться с головой одеялом.

– Не надо в больницу, – сказал он после паузы. – Ко мне Соня ходит, все мне приносит. И такая ласковая, заботливая. Хоть опять на ней женись! Если б не антибиотики, облучение, радиобомбежка!.. – и он запел: – Я теперь скупее стал в желаньях…

– Мальвин, – вдруг он окликнул меня, – напомни, кто в гробу лежал в костюме Фигаро? Жерар Филип? А я буду – в костюме Деда Мороза! Или дедушки Дурова!

Три тысячи лет я воспеваю дружбу и отшельничество, тяготы дальних походов и тоску одинокой женщины, размышляю о смысле жизни человека в этом бренном мире, о полях и садах, огородах и водах. Очищая сердце, пытаюсь обнаружить в нем семена мудрости, узреть облик дракона, след улетевшей птицы.

А тут услышала стихотворение, и так оно мне пришлось по душе, как будто я сама его сочинила.

Флейта звучит,берег иной впереди.С другом простился,пора заката близка.Глянул назад —над озером в вышинеЗеленые горыи белые облака[2].

Ибо какое-то странное видение время от времени посещает меня – якобы в уезде Ланьтянь встретила я искреннего друга, отшельника, чья душа наполнена светом, а ум – сотней чистых помыслов. Подобно мыши и птице, не в силах выразить свои чувства, мы танцуем от радости и не можем остановиться.