Мятеж

Пятьсот человек, а может, и больше, столпились вокруг женщины-оракула и поджарого рычащего пса. Женщина держала в руках длинный посох и использовала его, чтобы наносить удары зверю, в то время как тот уворачивался в попытках держаться вне его досягаемости. Пес вознамерился обезоружить ее; каждый раз, когда женщина подходила близко, он хватал посох челюстями или пытался вырвать из ее хватки лапой.

Обычное животное не могло бы так драться. Женщина сражалась с метаморфом.

– Яна – одна из лучших дуэлянтов здесь, – прокричал Джаспер через толпу. – Она аколит и обучена бою.

Аколиты – дружинники Доклендса. В бездонной массе всего пространства и времени, которые мог видеть оракул, они стремились узнать лишь следующий миг; увидеть, куда ступит их противник, и знать, как нанести ему удар. Неудивительно, что она побеждала.

Но, пока Джаспер говорил, Яна споткнулась, усталость отразилась на ее мокром от пота лице. Метаморф увидел в этом шанс и сделал выпад. Но прежде, чем они вступили в контакт, Яна увернулась и, взявшись двумя руками за свой посох, нанесла удар, заставивший пса отойти от нее и покинуть ринг.

Толпа взревела. Деньги переходили из рук в руки. Собака превратилась в человека, которого зеваки подняли на ноги. Он сплюнул кровью в сторону Яны и захромал прочь, сжимая челюсть. Были объявлены новые бойцы – чародей и призрак – и начался следующий поединок.

– Мы встречаемся при каждой полной луне, – сказал Джаспер. – Есть десятки разных мест по всему городу. В каждой фракции.

У Олливана кровь бурлила в жилах. Он чувствовал себя так, словно наткнулся на сокровище, как ребенок, проснувшийся в свой день рождения. Каждая фракция, все сражаются с помощью магии за пределами своей территории, все это против Принципов и прямо под носом у Джупитуса Фиска. Это была идеальная месть за авторитарную власть старика, которую тот установил и над его жизнью.

Олливан стал постоянным участником таких вечеров. Каждый противник был его дедушкой, каждое сломанное ребро и острая боль были медалью, свидетельствовавшей о том, что Олливан сопротивлялся. Он, в свою очередь, познакомил Джаспера с поставщиком, который продавал разработанные Олливаном волшебные лекарства покупателям по всему городу. Джаспер свел Олливана с мошенником, который выставил на аукцион украденные ими товары и вывез из Лондона. Им не нужно было доверять друг другу. По крайней мере, так он думал; риски, которые нес их выбор, были единственной необходимой страховкой. Если они пойдут ко дну, то пойдут вместе.

Только оглядываясь назад, Олливан понял, как мало вообще знал о Джаспере Хоуксе. Он был единственным ребенком, который думал о своем отце так же, как Олливан о Джупитусе, хотя втайне Олливан насмехался над этим сравнением; такие мальчики, как Джаспер, никогда бы не оценили, насколько несущественными на самом деле были их мелкие претензии к своим семьям. Он не проявлял интереса к девушкам не потому, что они его не привлекали, а потому, что находил их влечение к себе отталкивающим. Он держал кошку. В мире, где существуют метаморфы, домашние животные заставляли большинство людей чувствовать себя некомфортно, и Олливан был в их числе. Даже на рабочих животных полагались только в случае крайней необходимости. Но Джасперу нравилось все, что заставляло людей чувствовать себя неловко.

В ту ночь, когда Олливан вошел в квартиру над скотобойней и рухнул на изъеденный молью диван, он как раз работал над таким заклинанием и проигнорировал гостя. Кошка сидела на подлокотнике и смотрела круглыми зелеными глазами. Олливан первым отвел взгляд. Он не думал, что эти глаза были человеческими, но трудно было сказать наверняка.

– Смотри, – сказал Джаспер после долгих минут работы за столом. Он бросил сделанную им штуковину Олливану, и тот поймал ее.

Это был медальон, снятый с цепочки.

– Это моя тетя. Моя мама хочет медальон с портретом своей сестры на день рождения.

Он явно сдерживал головокружительный смех, поэтому Олливан открыл медальон, чтобы посмотреть, что сделал Джаспер. Внутри было изображение женщины, и это изображение было живым: оно беззвучно кричало, на ее крошечных чертах лица был написан ужас. Она била кулаками по невидимому барьеру, плакала и умоляла, как будто отчаянно пыталась сбежать. Это было бессмысленно и пугающе, и даже не очень-то умно. Когда Олливан безмолвно швырнул эту штуку обратно Джасперу, то задался вопросом, не наскучило ли ему все.

Радость Джаспера разлетелась вдребезги.

– Что с тобой такое? – усмехнулся он.

Олливан откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Он сглотнул, прежде чем заговорить, но голос все еще ломался.

– Сибелла бросила меня.

Он впервые произнес эти слова вслух. Они доставляли ему такую же боль, как если бы исходили от нее.

Джаспер издал презрительный звук.

– Ты все равно устал от нее.

– Нет… – начал Олливан, но у него не хватило спокойствия сказать Джасперу, как тот был неправ, или спросить, как человек вообще мог устать от Сибеллы Дентли.