Михаил Кликин. Сборник

И тогда к нему приходила Марина. Она садилась на краешке кровати, гладила Колю кончиками пальцев и тоже пела — так тихо, что Коля замирал и переставал дышать.

«Баю-баюшки-баю,Не ложися на краю…»

Он слушал колыбельную и забывался беспокойным сном.

Ему всегда снились ходячие мертвецы — зомби и крикуны — он бродил среди них и искал маму.

«Придёт зомби-старичокИ ухватит за бочок.И потащит под мосток,Под ракитовый кусток.Баю-баюшки-бай-бай,Мама, сынушку встречай…»

Марина тихонько поднималась с кровати и уходила спать, но её голос продолжал звучать в снах Коли — колыбельная песня превращалась в зловещую считалку.

«Баю-бай, баю-бай,Маме в голову стреляй».

Коля вздрагивал, просыпался и опять начинал плакать.

* * *

Они не знали, почему все взрослые превратились в чудовищ.

Они не знали, почему все дети остались людьми.

Кажется, в новостях рассказывали о чём-то страшном и странном — но дети не смотрят новости.

Мир изменился за три дня — любящие родители стали монстрами, а их чада превратились в лёгкую добычу.

Вряд ли в мире было много мест, где дети могли защитить себя или хотя бы просто выжить.

* * *

В воскресенье ночью случился сильный дождь, и Коле пришлось вставать и идти на крышу. Закрытая в туалете домработница Зульфия до полусмерти напугала его, когда он крался по тёмному коридору, — запертая дверь вдруг задёргалась и застучала, и сердце Коли остановилось и словно оторвалось, а потом подскочило и заколотилось, как дикая птица в тесной клетке; Коля задохнулся, и тут же поймал ладошками едва не вырвавшийся визг — шуметь ночью было нельзя, шуметь ночью было страшно.

Он выбежал под тёмное небо, не помня себя, но холодный дождь быстро привёл его в чувство. Коля, слушая птичье трепыхание своего маленького сердца, перелил воду из наполнившихся кастрюль в вёдра и вернул опорожнённую посуду под тугие струи. Надо было нести воду вниз, пока кастрюли не наполнились вновь, а он боялся возвращаться в чёрный коридор и идти мимо красной двери.

Возможно, он так и простоял бы на крыше до самого рассвета, если бы не тень, шевельнувшаяся за бетонным колодцем вентиляции. Чёрная промокшая фигура медленно поднялась на ноги и, качаясь, двинулась к Коле. Мальчик пока не замечал её, он слушал звон кастрюль и биение сердца — это была почти музыка. Коле вспомнились домашние концерты, когда он сам стучал по «барабанам» — перевёрнутым детским ведёркам, а улыбающийся папа бренчал на старой гитаре, и мама подыгрывала им обоим — у неё было музыкальное образование, у неё был кларнет…

— Хр-р…

Холодная рука легла мальчику за плечо.

Тяжёлое ведро упало, выплеснув воду, и покатилось, грохоча, к невидимому сейчас чёрному обрыву, к многоэтажной пропасти, по дну которой бродили полчища мокрых стенающих зомби.

— Хр-р…

Коля взвизгнул, выгнулся и потерял сознание.

* * *

«Придёт зомби-старичокИ ухватит за бочок…»

Марина пела свою страшную колыбельную. И Коле не хотелось просыпаться.

«Баю-баюшки-бай-бай,Мама, сынушку встречай…»

Мама играла на кларнете, а папа бренчал на гитаре. Сейчас они отвернулись от него, и он не видел их лиц. Он позвал их, но они будто не слышали, и тогда Коля шагнул к родителям, почему-то не чувствуя под собой ног. Он увидел, как мама и папа встают, как они неуклюже поворачиваются и неловко поднимают руки.

«Хр-р…» — сказали они.

По их лицам текла холодная вода — по серой порвавшейся коже, по выпученным белым глазам, по изжёванным губам и ввалившимся носам.

«Баю-бай, баю-бай,Маме в голову стреляй».

Коля поднял тяжёлое ружьё Бенелли.

И очнулся — безоружный, маленький, одинокий и слабый. Кто-то склонился над ним, заслоняя от дождя, падающего из мрака. Кто-то протянул к нему руки. И сказал:

— Храни тебя Господь, малыш…

* * *

Старик попросил называть его дядей Борей. Старику было сорок пять лет.

— Я следил за вами из дома напротив. — Он протянул руку в дождь и показал куда-то во тьму. — Следил всё это время. И готовился. А когда всё было готово, я решил пойти к вам — за вами…

Широко открыв рот, маленький Коля мок под дождём и слушал рассказ о том, как старик выбирался из квартиры и пробивался на чердак, как он мастерил хитрую петлю из проволоки и ремня, а потом долго полз по стальному тросу, несущему тонкий кабель, и боялся смотреть вниз, и несколько раз срывался, и резал руки…

Два часа полз дядя Боря с одной крыши на другую.

И потом ещё три часа лежал за колодцем вентиляции, не имея сил двинуть ногой или рукой.

— Почему Вы не зомби? — тихо спросил Коля.

— Я не знаю, — ответил старик. — Крикуны на меня не действуют…

Они спустились в квартиру и вместе прошли мимо красной двери туалета, за которой бесновалась домработница.

— Кто там? — спросил старик.

— Зульфия, — ответил Коля. И, помолчав, добавил:

— Я её никогда не видел.

— А кого вы держите на балконе?