Читаем Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни полностью

118. Всё ниже, всё дальше{287}

. Кажется, будто личные отношения между людьми формируются в соответствии с промышленной моделью bottleneck
[70]
. Даже в самом небольшом сообществе общий уровень определяется по самому слабому из его членов. Если в разговоре кто-нибудь изъясняется выше разумения хотя бы одного из собеседников, то его считают бестактным. Из соображений гуманности разговор ограничивается самым непосредственным, глупым и банальным, если при нем присутствует хотя бы кто-то, в ком нет гуманности. С тех пор, как мир лишил человека речи, правым оказывается неразговорчивый. Ему достаточно всего лишь тупо настаивать на своем интересе и на своей природе, чтобы пробиться. Уже то, что другой человек, напрасно пытаясь установить контакт, впадает в агитационный или призывный тон, делает его более слабым. Поскольку bottleneck неизвестна никакая инстанция, которая стояла бы выше фактов, в то время как мысль и речь необходимым образом отсылают к подобной инстанции, интеллигентность превращается в наивность, и дураки это принимают как данность. Присяга положительному действует как сила тяжести, которая всех тянет вниз. Она демонстрирует свое превосходство над оппонирующим ей побуждением, вообще не вступая с ним в переговоры. Более разносторонний человек, если он не желает погибнуть, обязан во всем считаться со всеми теми, кто ни с кем не считается. Этим людям нет более нужды страдать беспокойством сознания. Духовная слабость, утвержденная как универсальный принцип, предстает как сила к жизни. Формально-административного подхода, раскладывания по отдельным полочкам всего, что по своему смыслу неразделимо, упорного настаивания на случайном мнении при отсутствии какого-либо основания, короче говоря – практики овеществления каждой черты неудачного развития «я», его исключения из процесса приобретения опыта и утверждения в качестве беспрекословного «вот такой уж я» оказывается достаточно, чтобы стать непобедимым. Можно быть вполне уверенным как в собственном преимуществе, так и в поддержке других, подобным же образом деформированных людей. В циничном педалировании собственной ущербности живет смутное ощущение того, что объективный дух на современной ступени ликвидирует субъективный. Down to earth[71], они подобны зоологическим предкам, еще не вставшим на задние конечности.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука